Монах

мой навсегда и безраздельно! Я сгораю от нетерпения осуществить мое право, и живым ты эти горы не покинешь.

Слушая речь демона, Амбросио окаменел от ужаса и удивления, но последние слова заставили его очнуться.

— Не покину эти горы живым? — вскричал он. — О чем ты, коварный предатель? Или ты забыл наш договор?

— Наш договор? Но разве я не исполнил того, что обязался сделать? Я ведь обещал спасти тебя из темницы и только. Но разве я не сделал этого? Разве ты здесь не в безопасности от инквизиции? От всех, кроме меня? Глупец же ты был, что доверился Дьяволу! Почему ты не потребовал жизни, власти, наслаждений? Ты все это получил бы. Ты поздно спохватился. Готовься к смерти, преступная тварь! Жить тебе осталось немного.

Ужасны были чувства обреченного грешника, когда он услышал этот приговор. Он упал на колени и воздел руки к Небу. Бес разгадал его намерение и воспрепятствовал ему.

— Как! — вскричал он, устремляя на него свирепый взгляд. — Ты смеешь все-таки молить Предвечного о милосердии? Притворишься кающимся и снова будешь лицемерить? Злодей, оставь надежды на прощение! Вот так я оставлю за собой мою добычу!

С этими словами он вонзил когти в тонзуру монаха и спрыгнул с обрыва. Горные пещеры и вершины отвечали эхом на вопли Амбросио. Демон взмывал все выше, а достигнув неизмеримой высоты, выпустил страдальца. Монах камнем упал сквозь воздушную пустоту. Острый выступ встретил его, и он покатился с обрыва на обрыв, пока, весь разбитый и изувеченный, не замер на речном берегу. Жизнь еще теплилась в его искалеченном теле. Но тщетно пытался он привстать. Сломанные и вывихнутые члены отказывались служить ему, и он не сумел покинуть место, где прервалось его падение. Над горизонтом поднялось солнце, его жгучие лучи палили обнаженную голову умирающего грешника. Тепло пробудило мириады насекомых, и они сосали кровь, сочившуюся из ран Амбросио. У него не было сил отгонять их, и они ползали по его язвам, вонзали жала в его плоть, облепляли его всего и ввергали в самые невыносимые мучения. Орлы слетали с вершин, рвали его тело, кривыми клювами извлекли глазные яблоки из глазниц. Его томила невыносимая жажда. Совсем рядом он слышал журчание речки, но тщетно пытался поползти на звук. Слепой, изуродованный, отчаявшийся, изливая свое бешенство в богохульстве и проклятиях, кляня свое существование, но страшась смерти, которая должна была ввергнуть его в пущие мучения, шесть нескончаемых дней умирал злодей. На седьмой разыгралась сильнейшая буря. Ветры в ярости хлестали скалы и леса. Небо затянули черные тучи, пронизываемые молниями. Дождь лил потоками. Речка вздулась, вышла из берегов, воды ее достигли места, где лежал Амбросио, а когда вернулись в русло, то унесли с собой труп отчаявшегося монаха.

_Конец

,

Примечания

1

В связи с эпизодом, повествующим о матери, которая, заботясь о целомудрии дочери, переписывает для нее Ветхий завет, выбрасывая при этом пассажи, способные пробудить у девицы интерес к интимной стороне жизни.

2

Выскочка, нувориш (фр.).

3

Цит. по кн.: Пирсон X. Вальтер Скотт. М., 1992, с. 51–52.

4

Irwin J. J. M. G. «Monk» Lewis. Boston, 1976, p. 31.

5

Перевод Б. Пастернака.

6

Цит. по кн.: Уолпол Г. Замок Отранто; Казот Ж. Влюбленный дьявол; Бекфорд У. Ватек. Л. 1967, с. 237.

7

Амбросио поклоняется сладостному изображению Богоматери и как небесному символу, и как воплощению — зримому — женской земной красы.

8

Байрон. Дневники. Письма. М., 1963, с. 73.

9

Остен Дж. Нортенгерское аббатство. Пер. с англ. И. Маршака. — В кн.: Остен Дж. Собр. соч. В 3-х т.,