работой, по всему столу были раскиданы бумаги.
Сначала он слегка наморщил лоб, как будто не понимая, но он ведь сам видел ненцев, и тут до него дошло, кто приехал. Он смертельно побледнел.
— Это… моя… дочь?
— Да, Вендель, — с теплотой в голосе сказал Даниэль. — Ее зовут Шира, и она приехала познакомиться с тобой. Она должна вернуться домой следующим летом, я обещал ее деду.
— А ее мать умерла, — быстро вставила Анна-Грета. — Умерла при родах.
Вендель правильно понял это быстрое замечание. Но он не хотел никого слушать.
— Шира, — сказал он нежно-нежно и протянул к ней руки.
Секунду девушка стояла неподвижно, а потом скользнула в объятия Венделя, как будто это было для нее самым обычным делом. Увидев это, все невольно расплакались.
В этот же самый миг вошел Эрьян, большой и сильный. На нем была одежда для работы в хлеву, с довольно специфическим запахом. Он остановился в дверях, удивленно глядя на эту душераздирающую сцену.
Вендель попытался взять себя в руки.
— Твоя единокровная сестра Шира, Эрьян, — засмеялся он.
Прошло какое-то время, прежде чем Эрьян смог прийти в себя после потрясения. Неужели эта маленькая куколка с миндалевидными глазами — его сестра? Да, он знал, конечно, что у его отца когда-то была жена — там, у Ледовитого океана, и что у него, возможно, есть брат или сестра; но эта девушка столь непохожа на него!
Шира подошла и поздоровалась с ним, робко присев в реверансе. Она не доставала ему даже до груди. Ее ладонь абсолютно исчезла в его ручище.
Даниэль рассмеялся и сказал, что Шира немного говорит по-шведски, и тогда Эрьян наконец улыбнулся ей. В конечном счете иметь сестру не так уж плохо!
Далеко-далеко от Сконе, на берегу Карского моря стоял Map. Приближалась зима, мороз перебросил ледяной мост от берега до берега. Скоро северное сияние протянет к Полярной звезде свои сверкающие, чуть изогнутые органные трубы.
Но сейчас ночи были все еще довольно светлые.
На душе Мара было спокойно. Но его терзала глубокая тоска, он мечтал о мире, попасть в который никогда не сможет.
Нор… Сейчас стойбище опустело, не было ни одной яранги. Ненцы перекочевали в леса. Жить можно было только в тайге Таран-гая.
Он спустился с гор. Стоял у края тайги и смотрел на Нор, которого не было, на море, куда несколько месяцев тому назад ушла шхуна. И, возможно, никогда не вернется…
Внутри была пустота.
Шама ослабил хватку. Он стал свободен. Но ради чего?
Что оставалось ему? Теперь он был человеком — но в мире людей ему не за что было зацепиться.
Он наступил на покрытую тонким льдом лужицу, задумчиво ковыряя лед и глядя на то, как ледяные хрусталики играют на солнце.
Мысли были пустые, нечеткие, он никак не мог сосредоточиться.
Вода в лужице снова успокоилась. Он посмотрел в нее.
И увидел себя. Демон из преисподней, который напугал и его самого. Такое лицо не могло понравиться никому!
Никому!
Впервые в жизни Map почувствовал эту ноющую, жгущую тяжесть в груди, что зовется тоской. Впервые в жизни он закрыл лицо руками и измученно разрыдался.
Отчаяние — смысл этого слова он никогда раньше не понимал. Теперь он знал, что это такое.
Потом он глубоко вздохнул, лицо его снова стало жестким, и он повернул назад, в замерзшую тайгу, в жизнь безо всякого смысла.
Ту зиму Шира провела в Андраруме, где ей было очень хорошо. Даниэль тоже остался там, потому что вначале она чувствовала себя немного неуверенно и хотела, чтобы он был рядом.
Она была счастлива с отцом, но Даниэль часто замечал мечтательное выражение в ее прекрасных глазах, и тогда он — и только он — понимал, куда уносятся ее мысли. Они, конечно, рассказали о чистой воде, которая может спасти Людей Льда, и Вендель поверил в то, что Шира действительно прошла пещеры. Ведь он знал ее бабку, шаманку, так что немного разбирался в верованиях этого народа.
Вендель считал очень важным, чтобы они поехали в Гростенхольм с бутылкой, которая, кстати, по его мнению, была драгоценностью и произведением искусства высочайшего класса. Им необходимо было теперь же посоветоваться с Ульвхедином, и Ингрид, и всеми живущими там.
Так что рано по весне они вновь пустились в путь, на этот раз в Норвегию. Даниэль со вздохом подумал, что было бы просто замечательно, если бы вся родня жила где-то рядом. Но Шире нравилось путешествовать, а поскольку она теперь уже очень хорошо выучила шведский, она много и охотно говорила с незнакомыми людьми. Многие довольно скептически смотрели на такое экзотическое создание, и Даниэлю приходилось вмешиваться. Итак, они продолжали путь.
Ее прибытие в Гростенхольм стало сенсацией, скоро собралась вся родня. Старый Тристан умер, Альв — тоже. В Сконе Шире удалось несколько раз повидаться с матерью своего отца, Кристианой, к большой радости обеих. Но из старшего поколения уже мало кто остался в живых.
Ингрид была вне себя от счастья, вновь увидев своего сына-скитальца, и Ширу тронуло, в каких замечательных отношениях были мать и сын. У нее самой никогда не было матери…
Когда Даниэль и Шира поведали всю длинную историю о его поездке к Карскому морю и обо всем, что им пришлось пережить там, когда он по меньшей мере пятнадцать раз сказал, что путешествие к Горе четырех ветров было всего лишь наркотическим сном, наступила долгая тишина.
Наконец Ульвхедин проговорил:
— А как ты тогда объяснишь существование этой фантастической бутылки — я сомневаюсь, что ее сделали человеческие руки? И где Шира получила рану, о которой вы говорите?
Шира выжидающе смотрела на Даниэля.
— Я думаю, что она бродила по пустынной площадке между четырьмя вершинами и обо что-то там укололась, и что она нашла старую и красивую забытую бутылку, пока мы, одурманенные, находились в пещере. И что она потом случайно упала в колодец, а мы очнулись и вытащили ее.
— Дорогой мой сын, — недоверчиво проговорила Ингрид. — А как ты объяснишь, что вы все видели один и тот же сон?
Даниэль пожал плечами:
— Таково, наверное, действие наркотика.
— А как же Шира? Она видела другой сон?
— Я не знаю, говорю я вам! Но ведь должно быть какое-то разумное объяснение!
Ульвхедин посерьезнел и сказал:
— Возможно, так оно и есть. Но пока нам всем следует поверить тому, что Шира рассказала о воде, а не тебе! Потому что это может быть чрезвычайно важно для будущего
