– Тонни Риччио, – с легким отвращением в голосе произнес он. – Дружка вашей жены.
– Она не моя жена. Мы развелись одиннадцать лет назад.
– Она пырнула его в живот долотом, что валялось в студии вашей жены. Острым оно было, словно бритва. Пропорола как штыком. Все вокруг было в кровище. – Думаю, он даже не слышал моих слов. – Похоже, что этот тип крутил с ними обеими, и малышка взревновала.
Я почувствовал, как к горлу у меня поднимается тошнота. Сглотнув слюну, я взял себя в руки.
– Я знаю свою дочь, сержант, – как можно спокойнее сказал я. – Не представляю, почему она убила его и она ли убила, но в любом случае, ставлю свою жизнь за то, что она сделала это не без причины.
– Прошло шесть лет, как вы видели ее, – продолжал настаивать он. – За шесть лет ребенок мог основательно измениться. Он вырос.
– Но не настолько, чтобы стать убийцей, – возразил я. – И не Даниэль. – И бросил трубку прежде, чем он успел что-то ответить, и повернулся.
Расширившимися голубыми глазами Элизабет смотрела на меня.
– Ты слышала?
Она кивнула, медленно вылезла из постели и накинула на себя халатик.
– Но я не могу в это поверить.
– Я тоже. Она еще ребенок. Ей только четырнадцать с половиной. Элизабет взяла меня за руку.
– Идем на кухню. Я сварю кофе.
Когда она поставила передо мной чашку кофе, я сидел в каком-то отупении. Я был в том состоянии, когда человек думает вроде бы обо всем, а на самом деле ни о чем. Ни о чем, что он мог бы потом вспомнить. Так, кое-что всплывает. Маленькая девочка, которая в первый раз оказалась в зоопарке. Или как она смеялась и брызгалась, выходя из моря. Ла Джолла. И ее звонкий голос.
– Как смешно, что мы живем на лодке, папа! Почему мама не может приехать сюда и жить с нами на лодке, вместо этого большого старого дома на горе в Сан-Фриско?
Я слабо улыбнулся про себя, вспомнив, как Даниэль упорно называла Сан-Франциско. Похоже, это раздражало Нору. Она всегда говорила четко и правильно. Она вообще всегда была права во всем. Во всем, что могли увидеть посторонние. Внешне она старалась предстать подлинной леди.
Нора Маргарита Сесилия Хайден. В ее жилах текла благородная кровь испанских донов из Калифорнии, горячая ирландская – обладатели которой прокладывали железные дороги на Дальний Запад, и та ледяная жидкость, которая заменяет кровь банкирам Новой Англии. Смешайте все это, и вы получите леди. У которой есть состояние, власть и земли. И странный диковатый талант, который заметно возвышал ее над окружающими.
К чему бы Нора ни прикасалась, к камню ли, дереву или металлу, тот сразу же оживал и приобретал только ему присущие очертания. Но если она прикасалась к чему-то живому, обладающему только ему присущим своеобразием, то неминуемо разрушала его. Я-то знаю. Потому что помню, что она сделала со мной.
– Пей кофе, пока он горячий.
Я поднял глаза. Элизабет, не отрываясь, смотрела на меня. Я отпил глоток и его тепло растопило тот холод, который гнездился внутри меня.
– Спасибо.
Она села напротив меня.
– Ты где-то далеко.
Я заставил себя переключиться на нее.
– Я думаю.
– О Даниэль?
Я молча кивнул, чувствуя, как внутри растет ощущение вины. Это было еще одно, что Нора умела делать. Она полностью завладевала твоими мыслями, не оставляя место ни для чего другого.
– Что ты собираешься делать? – спросила Элизабет.
– Не знаю. Я не знаю, что делать.
– Бедная девочка. – Голос у нее мягкий и теплый.
Я ничего не ответил.
– По крайней мере, с ней ее мать.
Я горько рассмеялся. Нора никогда ни с кем не была. Только сама с собой.
– У Норы истерика. Врач сделал ей укол и уложил в постель. Элизабет пристально посмотрела на меня.
– Ты в самом деле думаешь, что Даниэль это сделала?
– Ее адвокат отправился вместе с ней в суд для несовершеннолетних. Элизабет смотрела на меня на несколько секунд больше, чем полагалось, а затем, встав, пошла на кухню. Она налила еще одну чашку и взяла ложку из сушилки рядом с раковиной. Руки ее подрагивали. Ложечка звякнула, упав на линолеум пола. Она стала было поднимать ее и остановилась.
– Черт возьми! – выругалась она. – Какая я неловкая. Я поднял ложечку, но она взяла другую.
– До чего странно себя чувствуешь во время беременности. Я улыбнулся ей.
