определил опасность.
Он подал знак всем отойти подальше, сам же опустился на корточки перед бомбой и стал осторожно разгребать ил. Тут только до сознания мальчика дошло, что в любое мгновение старая бомба может взорваться. Сколько лет лежала тихо, никто ее не тревожил, а теперь... Олежке стало не по себе. Он попятился было, чтобы быть подальше от опасного соседства, посмотрел на солдат и понял: им тоже страшно, но они держатся молодцами.
Время тянулось медленно. И было так тихо, словно все вокруг было мертвым.
Когда сержант закончил свою работу — откопал всю бомбу, — то поманил к себе радиста, и Пятница тут же подошел, вернее, подплыл к командиру.
И вот уже плавучая буек-антенна вместе с пузырьками воздуха устремилась ввысь, к поверхности озера.
— «Оркестр»! «Оркестр»! Я — «Гитара». Нахожусь на дне Белого озера. В квадрате 33 — 12 обнаружена старая авиационная бомба. Высылайте бронетранспортер с саперами. Как поняли? Прием.
А потом четыре солдата подошли к старой бомбе и осторожно подняли ее и понесли. Они шагали медленно, словно боялись разбудить спящую смерть. Бомба была тяжелой, но солдатам помогала вода, которая все предметы делает легче.
Со стороны казалось, что в глубинах озера солдаты поймали большую диковинную рыбу и теперь несут свой улов на берег.
Через каждые сто шагов солдаты менялись. Олежка осмелел и тоже вызвался нести бомбу, но командир строго скомандовал: отставить! Пришлось ему отойти в сторону.
Наконец в подводном царстве посветлело, а потом стало совсем светло. И Олежка почувствовал: теперь уже до берега совсем близко.
Когда солдаты с бомбой медленно вышли из воды, на берегу их поджидала бронированная машина с песком. И несколько саперов. Солдаты медленно подошли к машине и осторожно положили на песок бомбу.
Машина тронулась.
Только тогда Олежка стянул маску, и в лицо ему ударило солнце, а сердце застучало так радостно, словно он после долгой, опасной дороги наконец вернулся домой.
Он вздохнул полной грудью и крикнул:
— Рамбавия!
— Рамбавия! — отозвался ему сын Грузии. Солдаты стояли рядом, и с них стекала вода. Все смотрели вслед тяжелой машине, которая медленно увозила смертоносную находку.
— Снять водолазное снаряжение! — скомандовал сержант Воскресенье, и, хотя это была обыкновенная команда, голос его звучал радостно.
Потом он положил руку на плечо мальчику и сказал:
— Молодец, Олег! Принял смелое решение. Выполнил свой долг... бомбы не испугался.
И вот уже семеро солдат из инопланетян превратились в обыкновенных военных: надели сапоги с подковками, затянули гимнастерки ремнями, поправили пилотки.
Только Олежке не хватило ни гимнастерки, ни яловых сапог, ни пилотки со звездочкой. И в своей гражданской одежонке рядом с бравыми солдатиками он выглядел как-то сиротливо. А ведь вместе смотрели в лицо опасности, вместе не отступили.
Все солдатики почувствовали эту несправедливость и старались не смотреть Олежке в глаза.
Вдруг молодой, необученный Суббота тихо сказал товарищам:
— Давайте усыновим Олежку до возвращения отца.
И все облегченно вздохнули.
— Я буду стричь'его каждую неделю, — предложил Понедельник.
— У нас своих детей нет — вот будет... — сказал рассудительный Вторник.
— Мы с ним в баню будем ходить, — улыбнулся Среда и потрогал усы. — В парное отделение, с березовым веником.
— Он раньше не знал, что смелый, а теперь знает, — сказал разведчик Четверг. — С таким можно идти в разведку.
— Генацвале! О чем вы говорите! Это прекрасно — иметь такого сына. Рамбавия! — воскликнул сын Грузии Пятница.
Теперь все ждали командирского слова.
— Конечно, Олежка достоин быть сыном полка, — наконец сказал сержант Воскресенье. — Но это должен решать полк, а мы — отделение.
И снова на помощь пришел Суббота.
— Олежка будет сыном отделения, — сказал он. И все как по команде вздохнули глубже и крикнули:
— Ура! Ура! Ура!
И долго пожимали руку сыну отделения.
Олежка покраснел от радости. Глаза его загорелись, как два синих огня. В ту же минуту он почувствовал воротничок гимнастерки, туго облегающий шею, и приятную тяжесть солдатских яловых сапог. И когда поднес руку к голове, коснулся холодной звездочки пилотки.
На груди его висел военный бинокль Зинкиного дедушки.
Олежка почувствовал себя солдатиком и спросил:
— Оружие мне дадут?
— Обязательно! — ответил сержант.
— Автомат? Пистолет? — Маленькому солдату не терпелось выяснить, какое ему полагается оружие. — Ракету?
Сержант покачал головой.
— Мы дадим тебе наше главное оружие. Справедливость.
Справедливость? Может быть, сержант ошибся? Но командиру не положено ошибаться.
— Да, справедливость, — повторил он. — Мы защищаем родную землю, а что может быть справедливее этого? Когда человек делает справедливое дело — он непобедим. Наше главное оружие — справедливость — делает нас непобедимыми. Его мы тебе и вручаем.
И в это время вдали за озером раздался взрыв. Земля вздрогнула. Воздух стал плотным. Край темного облака покраснел, как от ожога. По озеру прошла волна.
— Взорвали нашу бомбу, — сказал сержант.
— Привет от матушки-войны, — попробовал пошутить Среда, но никто не отозвался на его шутку, потому что все испытывали тревогу, словно заглянули в глаза войны.
А когда маленькое войско шло по главной улице Петушков, перед каждым палисадником на скамеечке сидели старые люди. Все мужчины были в военной форме и с орденами и медалями. Среди них были не только рядовые, но и сержанты. И даже один капитан с пустым рукавом, заправленным под ремень. И было непонятно — то ли они только что вернулись с войны, то ли, услышав взрыв, на всякий случай надели старую военную форму.
Когда отделение проходило мимо дома Фомки Горчичникова, Олежка, забыв, что он в строю, крикнул:
— Горчичник!
И у длинного лохматого Фомки лицо вытянулось от удивления.
А сержант Воскресенье остановил отделение и пальцем поманил Фомку. Тот нехотя встал с лавочки и вразвалочку, с опаской направился к солдатам.
— Здравствуй, — начал сержант. — Ты Фома Горчичников?
— Я...
— Послушай, Фома Горчичников, говорят, что ты обижаешь нашего бойца.
— Не обижаю, — заканючил Горчичников.
— И я так думаю, — поддержал его сержант, — не представляю, как это можно обидеть бойца Советской Армии... И самокат ты у него не отнимал?
— Не отнимал, — поспешил ответить Горчичник. — Это он врет... я... я только один разок...