наполовину лишившейся зубов расческой и, усевшись в скрипучее кресло с высокой спинкой, выжидательно уставился на дверь. Умник немедленно устроился на своей любимой чернильнице и тоже повернулся к двери. Его хвост время от времени тихонько щелкал по столу.
Вскоре на лестничной площадке раздались уже знакомые шаги, затем стук.
– Я же говорил можно не стучать, не заперто! – крикнул Ницан. – Входите!
Гостье оказалось на вид около тридцати лет, и выглядела она вполне подстать голосу, то есть, если не богиней, то, во всяком случае, царицей вполне могла оказаться О том, что у царицы или богини вряд ли возникла бы надобность в услугах субъекта, проживающего на Оранжевой улице, да еще и обладающего весьма сомнительной репутацией, Ницан как-то не подумал. Царица-богиня между тем хозяйским взглядом миндалевидных карих глаз окинула комнату, Умника не заметила («Уже хорошо», – подумал сыщик), посмотрела на хозяина, улыбнулась. Ницан, успевший вскочить и вытянуться по стойке «смирно», улыбнулся в ответ. Гостья, не дожидаясь приглашения, села в кресло для посетителей – жуткое сооружение, не подлежащее не только ремонту, но даже перемещению, – после чего милостивым кивком предложила сесть сыщику. Ницан бухнулся в свое кресло и только сейчас обнаружил, что с момента прихода гостьи перестал дышать.
Так ведь и помереть недолго. Он стер с лица идиотскую улыбку и шумно выдохнул воздух.
Царица-богиня чуть откинула голову, отчего затканная золотом шаль упала на плечи, открыв высокий мраморно-белый лоб и уложенные прихотливым образом темно-каштановые локоны. Волосы удерживались с помощью трех золотых заколок, каждая из которых изображала сову с раскрытыми крыльями. Темно-синяя ткань платья словно струилась при каждом, самом незначительном движении.
Выдержав достаточно продолжительную паузу, красавица небрежно повела тщательно подведенными глазами, извлекла из небольшой сумки две пузатые бутылки темно-зеленого стекла и поставила их на стол – перед самым носом оживившегося Умника. Ницан, мгновенно забыв о приличиях (о которых он, впрочем, никогда особо не помнил), схватил одну из них, сдернул крышечку и сделал длинный глоток.
Увы, мнение его о гостье тотчас ухудшилось: несмотря на предупреждение, она купила именно ячменное пиво. И именно греческого производства. Он промолчал и даже благодарно кивнул. Тем более что, несмотря на нелюбимый им вкус, действие греческой новинки ничем не отличалось от действия привычных напитков: головная боль утихла, сухость во рту прошла, а настроение слегка улучшилось. Ницан облегченно вздохнул и сказал:
– Слушаю вас. Чем обязан?
– Меня зовут Нурит Барроэс, – сказала гостья.
Ницан наморщил лоб.
– Знакомое имя… – на память пиво тоже действовало неплохо. – Астролог Барроэс, случайно, не ваш родственник? Хотя нет, его звали не Барроэс, а Берроэс…
Внутреннему взору сыщика тотчас представилась светящаяся вывеска «Хаггай Барроэс» над модерновом зданием по проспекту Небуккуднецара, в центре Садов Шамирам, самого фешенебельного района Тель-Рефаима. Правда, вспомнить, что именно находилось под вывеской, Ницан не смог. То ли магазин, то ли банк. А может быть, и то, и другое. И что-нибудь третье.
В любом случае, гостья относилась к числу известных шенаарских семейств.
– Вы жена Хаггая Барроэса? Или его дочь? – спросил Ницан.
Нурит Барроэс рассмеялась негромко, мелодично и коротко.
– Вообще-то его высочество князь Хаггай Барроэс скончался около четырехсот лет назад, – сообщила она. – Я – его пра-пра-пра… не помню точно, сколько раз, но правнучка. Просто мой дед, когда основал компанию, дал ей имя знаменитого предка – Хаггай Барроэс окончательно разгромил войска кутиев, угрожавших республике… Кажется, тогда Шенаар еще не был республикой, – неуверенно добавила она. – По-моему. Я не очень хорошо знаю историю – даже семейную.
– Прошу прощения, – сказал Ницан, нисколько, впрочем, не смущенный. – У меня с историей еще хуже. Тем более, мои предки никак в ней не отмечены. Давайте-ка перейдем от прошлого к настоящему. Я почему-то сомневаюсь в том, что вы пришли сюда исключительно во имя спасения мучившегося похмельем частного детектива. Хотя, в любом случае, вы совершили поступок истинно человеколюбивый, и это вам зачтется. Если не сейчас, то на суде Ануннаков, – он опустошил первую бутылку и потянулся за второй. – Непременно зачтется… – тут его рука замерла на полдороги. Он озадаченно взглянул на гостью. – Да, а что это вы там толковали насчет двухсот новых шекелей? Я не уверен, что расслышал правильно, но показалось мне, что прозвучала именно эта сумма.
– Вы правильно расслышали, – сказала госпожа Барроэс. – Я предлагаю вам двести новых шекелей. Или три тысячи старых, если вы предпочитаете расчеты по старинке. Не в подарок, разумеется. Это гонорар. Вы должны будете провести расследование, связанное со смертью моего мужа. Он умер в прошлом году, шестого адара.
Ницан удивленно хмыкнул.
– Вы серьезно? Человек скончался почти год назад, а вам только сегодня пришло в голову, что с его смертью что-то нечисто?
– Совершенно верно, – спокойно ответила госпожа Нурит. – Мой муж Шу-Суэн Барроэс скончался почти одиннадцать месяцев тому назад. И я хочу, чтобы к шестому нисана нынешнего года вы сообщили мне об истинных причинах его смерти.
Ницан, привставший было со своего места, снова сел и уставился на вдову.
– Вы не шутите, – констатировал он. – Вы говорите серьезно.
– Более чем серьезно. Я хочу хотя бы в годовщину смерти Шу-Суэна узнать, почему он скончался. Я дала обет не снимать вдовьих лент, пока не узнаю правды.
Белые ленты, спускавшиеся с плеч, казались скорее изящной, хотя и несколько экстравагантной деталью ее туалета, нежели символом вдовьего траура, потому Ницан поначалу и не обратил на них должного внимания. Мало ли причуд у богатых шенаарцев! Один из эксцентричных банкиров имел обыкновение разъезжать по городу в автомобиле, внешне воспроизводившем погребальную колесницу, причем за рулем обычно сидел сам, без водителя. Однажды он столкнулся с настоящей «колесницей Эрешкигаль». Полиция, приехавшая на место происшествия, долго не могла понять, что произошло. Даже вызвали мага-эксперта Лугальбанду, поскольку заподозрили колдовство. Сами посудите: в центре города, на пересечении улицы Энкиду-энси и проспекта Дильмун, стоят две врезавшиеся друг в друга погребальные колесницы, в каждой – по одному трупу. И никого больше – служитель Города мертвых, управлявший настоящей колесницей, удрал. Впечатление такое, что два покойника устроили гонки по дороге к месту погребения…
Рассказав об этом происшествии посетительнице, Ницан тут же вспомнил о Лугальбанде. Госпожа Нурит пожала плечами, демонстративно поправила вдовьи ленты и взглянула Ницану в глаза.
– Не знаю, зачем вы мне рассказываете всякую чушь, – сказала она. – Впрочем, это неважно. Давайте лучше о деле. Я обращалась в полицию и к некоторым детективным агентствам. Полиция считает, что смерть мужа наступила по естественным причинам. Частные детективы выкачали из меня за этот год немалые суммы, но сообщили то же, что и полицейские. Мне порекомендовали вас, хотя и предупредили о некоторых сомнительных привычках. Что вы мне ответите?
Сыщик пожал плечами и покосился на Умника. Рапаит спал, свернувшись на чернильнице калачиком.
– Почему вы считаете, что в смерти вашего мужа есть что-то странное?– спросил он. – В полиции работают люди знающие. Что до частных детективов, то, уверяю вас, большая часть моих коллег, при всем их корыстолюбии, тоже относятся к своим обязанностям добросовестно. Если они пришли к единому мнению, и если это мнение совпадает с мнением полиции, скорее всего, оно справедливо. Наверное, я приду к тем же выводам… Если возьмусь за это дело, – добавил Ницан без особой уверенности.
Посетительница чуть повела роскошными плечами – что должен был означать этот жест, Ницан не знал. Белые ленты пошли волнами.
Госпожа Барроэс сказала:
– Чтобы ответить на ваш вопрос, я должна рассказать немало конфиденциального. А это я могу сделать лишь в том случае, если вы возьметесь за расследование.
Ницан озадаченно на нее посмотрел.
