злой.
Я поднимаюсь в детскую. Лежу на кровати и пишу стихи.
Иногда по вечерам Мать зовет нас:
— Лукас, Клаусс, идите есть!
Я вхожу в кухню. Мать смотрит на меня и убирает в буфет третью тарелку, предназначенную Лукасу, или бросает тарелку в раковину, где она, естественно, разбивается, или вообще накладывает еду Лукасу, как будто он с нами.
Иногда Мать приходит в детскую посреди ночи. Она поправляет подушку Лукаса, говорит с ним:
— Спи спокойно. Пусть тебе приснится хороший сон. До завтра.
После этого она уходит, но иногда она долго стоит на коленях возле кровати и засыпает, положив голову на подушку Лукаса.
Я лежу в своей кровати и не шевелюсь, я стараюсь дышать как можно тише, а когда я на следующее утро просыпаюсь, Матери уже нет. Я трогаю подушку на соседней кровати, она еще мокрая от слез Матери.
Что бы я ни сделал, для Матери все нехорошо. Если у меня из тарелки выпадает горошина, она говорит:
— Ты никогда не научишься есть аккуратно. Посмотри на Лукаса, он никогда не пачкает скатерть.
Если я целый день пропалываю сад и возвращаюсь весь в земле, она говорит:
— Ты перепачкался, как свинья. Лукас бы сделал это чище.
Когда Мать получает деньги, ту небольшую сумму, которую дает ей государство, она уходит в город, и возвращается с дорогими игрушками, которые прячет под кровать Лукаса. Меня она предупреждает:
— Не дотрагивайся до них. Эти игрушки должны быть совершенно новыми, это для Лукаса, когда он вернется.
Теперь я знаю, какие лекарства Мать должна принимать.
Медсестра мне все объяснила.
Так что, если она не хочет принимать свои таблетки или забывает их, я подсыпаю их ей в кофе, в чай или в суп.
В сентябре я снова иду в школу. Это та школа, куда я уже ходил до войны. Наверное, я там встречусь с Сарой. Ее там нет.
После уроков я иду к Антонии и звоню в дверь. Никто не отвечает. Я открываю дверь своим ключом. Никого нет. Я иду в комнату Сары. Открываю ящики, шкафы, там нет ни одной тетрадки, никакой одежды.
Я выхожу из дома, бросаю ключ от квартиры под проходящий трамвай и возвращаюсь к Матери.
В конце сентября я встречаю Антонию на кладбище. Я наконец нашел могилу. Я приношу букет белых гвоздик, любимых цветов моего Отца. Другой букет уже лежит на могиле. Я кладу свой букет рядом с ним.
Неизвестно откуда появляется Антония и спрашивает:
— Ты ходил к нам?
— Да. Комната Сары пуста. Где она? Антония говорит:
— У моих родителей. Ей нужно тебя забыть. Она думала только о тебе, все время хотела найти тебя. У твоей Матери, где угодно.
Я говорю:
— Я тоже все время думаю о ней. Я не могу жить без нее, я хочу жить с ней, мне все равно где, все равно как.
Антония обнимает меня:
— Вы брат и сестра, не забывай этого, Клаусс. Вы не можете любить друг друга так, как вы любите. Мне не надо было брать тебя к нам.
Я говорю:
— Брат и сестра. Какая разница? Никто ничего не узнает. У нас разные фамилии.
— Не надо настаивать, Клаусс, не надо. Забудь Сару.
Я ничего не отвечаю. Антония добавляет:
— Я жду ребенка. Я снова вышла замуж. Я говорю:
— Вы любите другого человека, у вас другая жизнь, тогда почему вы продолжаете сюда ходить?
— Не знаю. Может быть, из-за тебя. Семь лет ты был моим сыном.
Я говорю:
— Нет, никогда не был. У меня только одна Мать, та, с которой я теперь живу, которая из-
за вас стала сумасшедшей. По вашей вине я потерял Отца, брата, а теперь вы у меня отбираете сестру.
Антония говорит:
— Поверь мне, Клаусс, я жалею обо всем, что случилось. Я не могла предвидеть, что так выйдет. Я искренне любила твоего Отца.
Я говорю:
— Тогда вы должны понять мою любовь к Саре.
— Эта любовь невозможна.
— Ваша тоже была невозможна. Вы просто должны были уйти и забыть моего Отца, пока не случилось «это». Я не хочу больше встречать вас здесь, Антония. Я не хочу видеть вас возле могилы моего Отца.
Антония говорит:
— Хорошо, я больше не приду. Но я никогда не забуду тебя, Клаусс.
У Матери очень мало денег. Как инвалид, она получает небольшую сумму от государства. Я для нее дополнительная обуза. Мне нужно как можно скорее найти работу. Вероника предлагает мне разносить газеты.
Я встаю в четыре часа утра, иду в типографию, беру свою пачку газет, пробегаю те улицы, которые за мной закреплены, кладу газеты под двери, в почтовые ящики, под железные шторы магазинов.
Когда я возвращаюсь, Мама еще не встала. Она встает только около девяти. Я готовлю кофе или чай и иду в школу, в школе я и обедаю. Я возвращаюсь домой только к пяти часам вечера.
Постепенно медсестра начинает приходить все реже и реже. Она говорит, что Мама выздоровела, ей просто надо принимать успокаивающее и снотворное.
Вероника тоже приходит нечасто. Только чтобы рассказать о том, как она неудачно вышла замуж.
В четырнадцать лет я оставляю школу. Я поступаю работать учеником наборщика, это место дает мне газета, которую я разносил три года подряд. Я работаю с десяти вечера до шести часов утра.
Мой начальник, Гаспар, делится со мной едой, которую он приносит на ночь из дома. Мама не думает о том, что мне нужно дать еду на ночь, она не помнит даже о том, что на зиму нужно заказать уголь, она думает только о Лукасе.
В семнадцать лет я становлюсь наборщиком. По сравнению с другими я зарабатываю неплохо. Я могу раз в месяц водить Мать в салон красоты, где ей красят волосы, делают завивку и «приводят в порядок» лицо и руки. Она не хочет, чтобы, вернувшись, Лукас застал ее старой и некрасивой.
Мать постоянно упрекает меня за то, что я бросил школу:
— Лукас бы продолжал учиться. Он стал бы врачом. Знаменитым врачом.
Когда в нашем старом доме протекает крыша, Мать говорит:
— Лукас стал бы архитектором. Знаменитым архитектором.
Когда я показываю ей свои первые стихи, Мать читает их и говорит:
