Место трагедии оцепили милиционеры. Рядом стояла карета «скорой помощи», толпились зеваки, услышавшие дикие вопли, и очевидцы самого происшествия. Дядя Петя давал показания первым. Он видел, как Катерина перед смертью курила на балконе восьмого этажа.
— Курила как-то странно, — говорил он, теребя ремень аккордеона, — нервно как-то. Свешивалась вниз все время, как будто что-то хотела прокричать. Я минуты две за ней наблюдал.
— Что потом? — спрашивал милиционер.
— Потом она бросила сигарету вниз, перекрестилась, залезла на табурет и… Короче, потом я заорал, чтобы все разбежались. Мы только успели отскочить — вон видите, что с машиной стало?..
— Вижу.
К месту происшествия подошел еще один милиционер — местный участковый, на которого при жизни уповала погибшая. Это был тридцатипятилетний, подтянутый и вроде вполне добродушный парень. Во всяком случае, проблем с ним ни у кого из местных жителей пока не возникало.
Он подошел к очевидцам, со всеми обменялся рукопожатиями. Было видно, что он расстроен. Парень снял фуражку, вытер вспотевший лоб.
— Господи, что вы тут опять натворили?
Дядя Петя вместо ответа указал рукой на капот машины. Тело погибшей уже вытащили наружу и теперь укладывали в черный пакет.
— Сам не видишь, Ген? — добавил Владимир Петрович.
— Черт бы вас побрал, — беззлобно сказал тот. — Вечно что-то происходит. Мне тут у вас дежурить, как в солдатской казарме, чтобы друг друга не поубивали в одну прекрасную ночь?
— Может быть, имеет смысл, — сказал дядя Петя.
— Ага! — возмутился Геннадий. — Вот щас несколько кварталов брошу и займусь только вами! Жене с дочерью скажу, чтобы считала меня коммунистом.
— У тебя на несколько кварталов только один такой дом, — спокойно продолжил дядя Петя. — Уникальный, можно сказать. С этим ты не будешь спорить.
Геннадий не ответил. Он снова нацепил фуражку на макушку (она была ему мала), задрал голову, посмотрел наверх.
— Сынуля был дома? — спросил он после недолгого молчания.
— Не появлялся. Кажись, нету его, иначе давно бы здесь нарисовался.
— Звонили?
— Звони сам. Здесь желающих нет. Да и номером его никто не обзавелся. У тебя-то он хоть есть?
— Найдем.
Гена подошел к остальным наблюдателям. Владимир Петрович, Саша, Ваня и Семенов стояли у ворот гаража, в гробовом молчании допивая коньяк. Хуже всех выглядел бизнесмен: он, пожалуй, готов был смириться с тем, что его машина пострадала в результате «наступления обстоятельств непреодолимой силы», но он и представить себе не мог, что на капот любимой тачки рухнет чье-то тело. Теперь эта картина будет преследовать его бессонными ночами.
— Ваша «тойота»? — обратился к нему участковый.
Семенов лишь молча кивнул.
— Сожалею. Но советую утешиться: этой женщине повезло гораздо меньше.
— Да мне пох… — буркнул «потерпевший». — Не могла на пару метров левее или правее?..
Гена посмотрел на него грустно и даже немного брезгливо.
— Не напивайтесь пока. Вы все свидетели.
— Я еще не начинал.
— И не начинайте.
Он обернулся к дяде Пете, который уже закончил давать показания.
— Пойдем сходим наверх?
— Один боишься? — улыбнулся аккордеонист.
— Ты поговори у меня. На пятнадцать суток наговоришь.
— Пошли, бояка.
Они оставили место происшествия. Когда огибали угол дома, Геннадий спросил:
— Слушай, этот владелец машины — как он?
— В смысле?
— В смысле, что за тип?
— Засранец, — пожал плечами дядя Петя. Гена больше не задавал вопросов, потому что коротких и емких характеристик, какими награждал людей дядя Петя, всегда было достаточно. Из термина «засранец» вытекало все остальное, с чем порядочному человеку лучше не иметь ничего общего.
Они вошли во двор, направились к подъезду.
— Опять у вас один фонарь на всю площадку! — проворчал Геннадий. — Из рогаток по ним стреляете?
Дядя Петя в ответ улыбнулся:
— Откуда только такое чудо у нас выискалось? И фонари-то он считает, и жителей по именам скоро всех запомнит. Мусоропроводы на наличие экологически грязных продуктов проверять не будешь? Где вас разводят таких, а? Я бы прикупил парочку для родственников.
Геннадий молчал, но дядя Петя чувствовал, что ему приятно было это слышать. Собственно, для того он хвалебную речь и произнес в очередной раз — чтобы участковый не забывал этот дом и заглядывал сюда почаще.
Поднимались на восьмой этаж в лифте молча. Очевидно, давали о себе знать гнетущие предчувствия: несмотря на неплохую осведомленность, практически никто из местных жителей не бывал у Сабитовых дома. Что они там могли увидеть, бог знает, — наверняка ничего ужасного, поскольку вряд ли Пашенька мог опустить мать до уровня собаки, питающейся в углу комнаты косточками из супа, — но все-таки жилище самоубийцы, еще теплое от ее присутствия, может таить в себе много странного и довольно даже неприятного.
Они остановились на площадке восьмого этажа возле двери с номером «29».
— Ты начальник, ты и звони, — ответил дядя Петя на немой вопрос своего спутника. Геннадий фыркнул, нажал на кнопку звонка. За дверью прокряхтело что-то мерзкое, похожее на кряканье подстреленной утки.
— Что это? — удивился участковый.
— Звонок такой. Это щас модно — вместо колокольчиков, от которых мертвые встают, а живые умирают, вешать на звонки всяких фриков. Жми еще.
Гена нажал снова, сморщившись, потом еще и еще. Похоже, подстреленная утка крякала в квартире в полном одиночестве.
— Шатается где-то, мерзавец, — сказал дядя Петя. — Звони ему на трубу.
— Слушай, — возмутился Геннадий, — может, ты не будешь мне подсказывать? Кто тут начальник, блин?
Дядя Петя похлопал его по плечу.
— Не обижайся на юродивого с гармошкой.
— Ты такой же юродивый, как я английский шпион. Погоди вот, достанешь — пробью тебя по базе, душу вытрясу.
Участковый вынул телефон, набрал номер. С минуту стоял молча, приложив трубку к уху. Очевидно, абонент не спешил отвечать.
— Длинные гудки, — доложил озадаченный милиционер. — Блин, где его искать?
— Погоди, — сказал дядя Петя, отодвигая парня в сторону и подходя ближе к двери. — Набери-ка еще раз.
— Что толку, я минуту его держал! Пьет опять где-нибудь с друзьями, сволочь преуспевающая.
— Нет.
— Что — нет?
