— Лида! Лидушка! Лидок-сахарок! — надрывается резкий голос.
О, я знаю, чей это голос: это моя няня Груша.
— Пусть, пусть покричит! — соображаю я (потому что хоть мне только четыре года, я все-таки умею соображать).
Я не люблю няни. У не злое-презлое цыганское лицо. Она строгая, сердитая и никогда не играет со мной и не рассказывает мне сказок, как тетя Лиза. Она только любит нарядить меня, как куколку, и вывести на прогулку в большой парк, в большой Царскосельский парк (мы живем в Царском Селе, недалеко от этого парка), где есть такое чудное прозрачное озеро с белыми лебедями. Тут няня садиться на скамейке и вмиг ее окружают другие няньки.
— А ведь наша Лидюша здесь наряднее всех, — говорит няня, с презрением оглядывая прочих детей в простеньких костюмах.
Няньки зеленеют от злости, а моя няня продолжает рассыпаться по моему адресу:
— И красавица она у нас на диво!
Ну, уж с этим никто из них не может согласиться… Что меня нарядили, как куколку, это верно, но что у меня вздернутый нос и толстые губы, этого никто уже не станет отрицать.
— Ну, уж и красавица! Мальчишка какой-то!
Няня обижается и тут начинается спор, во время которого я непременно падаю и разбиваю себе нос до крови. Тут на «красавицу» летит целая буря нареканий, выговоров, упреков.
Нянька из себя выходит, а я начинаю реветь от незаслуженной обиды. Несмотря на то, что я совсем еще крошка, я отлично понимаю, что не любовь ко мне руководит похвалами няни. Просто ей приятно иметь такую нарядную девочку на руках — и только. Конечно, я не могу любить такую няню и рада — радешенька, убежать от нее.
— Лида! Лидок! Лидюша! Лиденчик! Лидок-сахарок! — раздается опять голос.
Откликнуться разве?
Нет, не откликнусь я ей ни за что на свете! Ведь не скоро еще удастся убежать в этот чудный уголок…
И я с наслаждением растягиваюсь в мягкой мураве.
Нянькин голос то приближается, то удаляется. Очевидно она бегает по роще, прилегающей к нашему саду, где мне строго-настрого запрещено ходить.
Так что ж, что запрещено? А я иду туда все-таки! Я уверена, что никто не рассердится на меня и не накажет. Меня запрещено наказывать. А что будет злиться няня, то мне решительно все равно. Ведь я божок семьи. Тетя Лиза так и говорит всегда: «Лидюшка — наш божок»
Отлично быть божком семьи, не правда ли? А как приятно сознавать, что все и всё кругом созданы для тебя только, исключительно для тебя одной!..
Няня покричала, покричала и умолкла. Верно ушла искать меня в саду. Очень рада. Теперь она не скоро вернуться и я могу отлично поиграть в свою любимую игру. А игра у меня всегда одна, постоянно.
Я — принцесса, принцесса из тетиной сказки. Во всех моих играх я или принцесса или царевна. Ничем иным я не могу и не желаю быть. А эти деревья кругом — все они злые волшебники, которые наложили на меня свои чары и не дают мне выйти на свободу. Но я знаю, что если найти заколдованный меч, то я могу им проложить дорогу к воле. И я внимательно осматриваюсь по сторонам в надежде найти его. И вот чудесный меч найден. Ура!
Я вижу огромный сук в траве и, обхватив его обеими моими слабенькими ручонками, поднимаю его над головой. Теперь злые волшебники-гиганты побеждены.
Моя фантазия летит все вперед и вперед, быстрее птицы. Злые волшебники уже низко-низко склоняются предо мной и почтительно провозглашают хором: «Да здравствует прекрасная принцесса и чудесный меч!»
Колдовство разом рушиться, чары исчезли, гиганты-великаны расступаются прямо передо мной и я, как подобает настоящей принцессе, выступаю важно-преважно со своим суком-мечом. Путь открыт предо мною и я спешу к выходу из волшебного леса. Я знаю отлично, что прекрасный принц ждет меня на опушке. Он пришел освободить меня, но не успел. Волшебный меч попал мне в руки, а не ему, и я сама победила им злых волшебников.
И помахивая суком, я с гордым видом шествую между деревьями к выходу из заколдованного леса, то есть из рощи.
— Ха—ха—ха! Вот смешная девчонка! Смотри Савельев! — слышится веселый хохот за моими плечами.
Оглядываюсь и положительно разеваю рот от удивления.
Прекрасный принц передо мною. У него чудесные глаза, яркие, как звездочки, и пышные белокурые локоны вьются по плечам. Но всего удивительнее то, что прекрасный принц приехал на осле за своей принцессой. Положительно — на живом, настоящем осле с огромными ушами и таким смешным видом, точно он уже совсем, совсем глупый осел.
Прекрасный принц сидит на осле, которого ведет под уздцы высокий, загорелый человек в солдатской шинели.
Я невольно замираю от восторга при виде очаровательного мальчика и не менее его очаровательного осла.
— Прекрасный принц — кричу я, — вы опоздали, и я сама освободила себя волшебным мечом!
И я низко-низко приседаю перед белокурым видением.
И мальчик и солдат начинают так хохотать, точно их щекочут. Не понимаю, что они нашли смешного в моей особе? Право, до сих пор я была лучшего мнения об уме мальчиков и солдат.
И вдруг ко всему этому прибавляется что-то необычайно шумное, гулкое и громкое, как труба. Что за звуки! Боже! Боже!
— Ыу! Ыу! Ыу! Ыу!
Это кричит осел.
Я ничего не боюсь на свете, кроме лягушек и «буки», но тут, при звуках этого невозможного, чудовищного крика, я тоже начинаю кричать. И не от страха, а от того, что я ужасно нервна и впечатлительна от природы — так по крайней мере говорят мои тети и доктор, который постоянно меня лечит.
— Ыу! Ыу! Ыу! — вопит осел.
— А—а—а—а! — тяну я диким, пронзительным голосом.
Голова моя начинает кружиться и прекрасный принц становиться все меньше и меньше у меня в глазах. И вот в ту самую минуту когда я готова уже лишиться чувств, с неба хлынул ливень, ужасный ливень. Тучи уже давно собирались над моей головой, но в пылу игры я не заметила их.
— Девочка! Ты смокнешь! — кричит мне прекрасный принц, свешиваясь с седла. — Садись ко мне скорее. Я знаю, ты живешь тут недалеко от парка, в капитанском доме. Дядя Воронской твой папа. Я отвезу тебя туда. Савельев, — скомандовал он своему спутнику—солдату, посади ко мне девочку на седло.
Сильные руки подхватывают меня в воздух и бережно опускают на спину осла, который перестал кричать — от дождя, должно быть. Маленькие руки обнимают меня.
— Держись за меня! — слышу я звонкий голосок над самым ухом.
Толстая солдатская шинель закрывает нас с головой, меня и принца. Под шинелью тепло и уютно. Дождик не мочит меня больше. У моего плеча приютилась головка маленького принца. Я не вижу его лица, одни только локоны пушистым облаком белеют передо мной в полумраке.
Осел двигается медленно и важно… Какая-то усталость сковывает все мои члены, слабые члены хрупкого, болезненного ребенка. Сон незаметно подкрадывается ко мне. Сквозь него я слышу, как прекрасный принц мне поясняет, что он не принц вовсе, а Вова Весманд, что он тоже, как и мы, живет постоянно в Царском Селе, что он сын стрелкового командира, наш сосед и … и…
Я засыпаю сладко, сладко, как можно только спать в золотые дни младенчества, без видений и снов.
