— Этого еще не хватало! — произнесла она.
К тому же дверь напротив стала открываться! Кто-то вышел из кафе, и можно было различить красный кончик кареты. Это вышел Шателар, он поеживался от холода, но, вероятно, высматривал Мари и должен был заметить край белого передника, выглядывавшего из-под пальто!
Рыболовное судно приближалось. Жалобным голосом Марсель снова принялся за свое:
— Послушай, Мари…
— Ничего не хочу слушать!..
— Я сам не знаю, на что я способен… Ты должна пройти со мной… Мы уедем вдвоем…
Совершенно спокойно, глядя ему в глаза, она спросила:
— Ты совсем рехнулся, да?
Проходя между каменными стенами, судно увеличивалось на глазах, направляясь к фарватеру; там виднелись лишь две светящиеся точки. Мост бесшумно встал на свое место.
— Мари!..
Шателар на другой стороне постоял еще с минуту у порога, возвратился в кафе и закрыл дверь. Теперь — уже Мари ступила на порог, ни разу не обернувшись. Она потянула за дверную ручку и оказалась внутри, в табачном дыму, тепле, шуме, круговерти.
Она принесла с собой немного уличного холода, и мужчины глазели на нее, но Мари приняла безразличный вид; со спокойным лицом, но запыхавшись, она прошла повесить на крючок пальто. Из-за короткой пробежки ее сердце стучало.
Тряпкой она вытерла какой-то стол, не более грязный, чем прочие, а ее взгляд все это время искал Шателара, которого не было видно. Словно желая ответить на этот взгляд, он позвал из соседней комнаты, постукивая монетой по блюдцу, и Мари подошла к хозяину:
— Вы приготовили счет?
Позади стойки, за выставленными на полке бутылками, висело плохонькое зеркало, серое и кривое, и Мари, бросив в него взгляд, увидела вытянутое бледное лицо, пряди волос, спадавшие на него, сбившийся набок белый воротничок. Она даже не попыталась его поправить, но по ее лицу скользнуло что-то вроде улыбки.
— Сорок два франка пятьдесят сантимов в полдень…
Семнадцать франков за выпивку… Сорок шесть за ужин — рыбаки никогда не заходили во вторую комнату, предназначенную для постояльцев. Середину ее занимала голубая фаянсовая печь, и Доршен вытянул обутые в сапоги ноги к огню.
Шателар же стоял со странной и не очень искренней улыбкой на губах. Может быть, и Мари в этот момент была искренна не больше него? Она с какой-то поспешностью положила счет, держась на расстоянии от Шателара.
— У вас нет мелочи?
Он послал ее разменять деньги. Это удивило ее; она предполагала, что он ей что-нибудь скажет. Она снова окунулась в табачный дым соседней комнаты, где старший Вио болтал без передышки, пересчитала мелочь, возвратилась и сделала вид, будто уходит, не дожидаясь чаевых.
— Вот! — спокойно произнес Шателар, протягивая десятифранковую монету.
Она взяла ее, сунула в карман передника и застыла, изо всех сил стараясь не отвести взгляда: Шателар смотрел ей прямо в глаза, и она не хотела показаться ему смущенной.
— Значит, это он?
Как бы Мари ни владела собой, она не смогла удержаться от улыбки и только усилием воли сумела стереть ее с лица.
— Кто?
— Ты не понимаешь, что я имею в виду?
— Нет!
— Ты часто встречалась с ним за таможней?
Ей хотелось, чтобы он мог видеть ее лицо. Она не опустила голову. Ее ноздри трепетали, глаза блестели.
— Каждый раз, как мне удавалось.
— Уж не он ли только что получил взбучку от своего отца?
— Может, и так… Я не обратила внимания.
Совершенно очевидно, Шателар был не в своей тарелке и чувствовал, что не очень-то достойно вести такие разговоры да и вообще быть здесь, задерживаясь из-за девчонки и парня, который был в нее влюблен. Он обиделся на Доршена, по-дурацки подмигнувшего ему, как если бы речь шла совсем о других вещах.
— И давно это началось?
— Достаточно…
— А ты его любишь?
Он изобразил улыбку на лице и перешел на покровительственный тон, каким обычно говорят с детьми.
— Большая любовь?.. Вы собираетесь скоро пожениться?.. — День еще не назначен…
У нее начала кружиться голова, и она прикусила губу. Все ее существо трепетало, но она не хотела, чтобы это было заметно, и, собрав все свое хладнокровие, продолжала глядеть на Шателара.
— Но он же не рыбак… Ты, кажется, говорила мне как-то, что выйдешь только за рыбака…
Ему было тридцать пять лет! Уже зрелый мужчина! Он по привычке хорохорился! Он считал себя умнее и хитрее других! Он владел большим кафе в Шербуре, за Кинотеатром, пароходом, автомашиной, ждавшей его у дверей…
И он находился здесь, чуть раскрасневшийся, не знающий, как расспросить ее о мальчишке! Он усмехнулся. Он говорил фальшивым голосом!
— Ты возьмешь меня шафером?
Она воспользовалась случаем, чтобы покончить с этим.
— Я уже просила вас не «тыкать» мне…
— А он? Он говорит с тобой на «ты»?
Она как отрезала:
— Вас это не касается!
Его лоб покраснел. Он сдержался с усилием, но проворчал:
— Скажи-ка, моя маленькая…
— Я не ваша маленькая…
— Во всяком случае, вы могли бы быть повежливее с клиентами…
— Клиентам нет нужды заниматься делами прислуги…
Доршен поднял глаза, ошеломленно поглядел сначала на него, потом на нее и спросил себя, не собираются ли они броситься друг на друга и сцепиться, как кошка с собакой. Но Мари, проявив благоразумие, направилась к входной двери.
К ней снова вернулся безразличный голос, и она спросила:
— Вам больше ничего не нужно?
Шателар, избегая смотреть на своего компаньона, во взгляде которого он чувствовал иронию, вышел, ворча:
— До завтра!.. Или до другого раза… Я еще не знаю, когда приеду…
— А что мне делать с кабестаном?
Он не ответил, пожал плечами и надел пальто.
Старший Вио стоял изрядно пьяный и возбужденный тем, что все сгрудились вокруг него.
Шателар остановился, просто так, чтобы отомстить кому-то, чтобы хоть кому-то бросить вызов. Он ждал, что рыбацкий капитан сделает необдуманный жест, скажет неосторожное слово. Но поскольку этого не произошло, он посмотрел ему в глаза с такой дерзостью, что все вокруг подумали о назревающей ссоре. Даже Мари, начавшая собирать бутылки на стойку.
Но Вио обмяк. Его тяжелый силуэт закачался. Неясные чувства мелькнули в его зрачках, и он ограничился лишь тем, что робким и стыдливым жестом поднял руку к своему лицу, к фуражке, и это могло
