высокоматерное попечение, которое мы начинаем чувствовать ис присланного от Вашего величества корабля и командующих на нем, которыи всевозможное старание прилагают к удовольствию нам по повелению Вашего величества, за что всенижайше благодарим и ласкаем себя надеждою, что Ваше величество нас, сирот, примете как детей своих и удостоите назвать, припав к стопам Вашим, вседражайшей и вселубезнейшей материю нашей. Осмеливаюсь, Ваше величество, вседражайшую тотушку, утруждать: если будете к росиской императрице писать, просим всепокорно засвидетельствовать нашу рабскую благодарность за оказанное Ея императорского величества к нам великаго милосердия и рекомендовать милосердием Вашим Ея величества полковника Циглера и енералшу и флота капитана, поручика и мичмана и всех поткомандующих им за неусыпные труды и старании их в таком жестоком пути, к сему и осмеливаюсь Вашему величеству записку приложить: имя и фамилии их, высоких милости Вашего величества ожидаемых. Остаюсь в надежде удостоитца видеть Ваше величество персонално и принесть мою преданность и всеюсердное почтение племянница Ваша Елисавет».
Следует отметить, что принцессу Елизавету Антоновну нельзя полагать малограмотной. Русская грамматика восемнадцатого века еще не обрела стойкой нормативности. Вот для примера отрывок из письма Гаврилы Романовича Державина[143] М.А. Дмитриеву; поэт объясняет причины своего второго брака: «…не могши быт спокойным о домашних недостатках и по службе неприятностех, штоб от скуки не уклоница в какой разврат…» В письмах Елизаветы Антоновны прежде всего бросаются в глаза определенные трафаретные обороты и выражения. Однако в «Компендиуме» приводится письмо принцессы госпоже Элене, написанное совершенно иначе:
«Друк ненаглядныи, свет Еленушка. У нас толко и радости, что огород (сад —
Это письмо Елизавета Антоновна пишет, уже будучи тяжело больной, незадолго до смерти. Она просит писать печатными буквами («уставом»), потому что у нее болят глаза. Упрекая Элену, будто бы та забыла ее, принцесса имеет в виду именно отсутствие сведений о здоровье своей воспитательницы, потому что, как утверждает «Компендиум», во всяком случае, переписка всегда оставалась регулярной.
В Горсенсе, сразу по прибытии, Елизавета Антоновна под писала своеобразный акт, подтверждая благополучное прибытие в Горсенс, свое, сестры и братьев.
Принцесса описывает дворец в Горсенсе, предназначенный для помещения Брауншвейгского семейства и представлявший собой двухэтажный дом с садом.
Возможно счесть принцессу Елизавету даже и демократичной, доброй и обязательной. Она не забывает и хлопочет о награждении людей, служивших ей, ее сестре и братьям. Не позабыла она и скопировать своей рукой для госпожи Элены свое письмо императрице.
«Всемилостивейшая государыня. Вашего величества не описанныя к нам злощасным сиротам высокоматернее милосердие, которое мы нижайшия от великодушия Вашего величества получили, приносим достодолжную рабскую благодарность и вечно должны оное чувствовать и молить всевышняго о дражайшем здравии Вашего величества и всего императорского дома и прославлять высокое имя Вашего величества по гроб наш. Осмеливаюсь донесть Вашему величеству, от лица Вашего присланные к нам генерал-губернатор Милгунов объявил высоким именем Вашим, что мы навсегда будем под покровительством Вашего величества, о чем мы збратиями, припадая к стопам, слезно просим не лишать нас высокоматернего милосердия и покровительства по жись на шу и дазволить подвергать прозбы наши к трону Вашего величества и удостоить меня, рабу свою, высокими строками дражайшие руки Вашей, которое я за великое счастие и честь предприемлу. Я Вашему величеству чистосердечно признаюсь, что нам весма трудно быть в таком месте, котораго мы языку не знаем, о чем мы много слез проливаем и с чрезвычайны трудом могли лудей наших к тому склонить, чтобы у нас на время остались, обнадежа их высокою милостию Вашего величества, что Вы, всещедрая мать, дозволите им назат в Росию возвратитца; ежели мы их отпустим, то просим всепокорнейшия рабы Ваше величество их милосердием своим не оставить и пожаловать им вечны хлеб, так и тех, которыя высоким повелением Вашим нас проводили, каждой до назначеннаго места: полковника и кавалера Циглера и морских офицеров, капитана Михайлу Арсеньева, лейтенанта Александра Козина, мичмана Алексея Борисова и всех подкомандующих им, высоким милосердием Вашего величества не оставить, за всевозможное их старание к сохранению нас и за претерпенныя труды в жестоких штурмах в претруднейшем пути, а что мы от онаго претерпели, то все Вашему величеству господин полковник объявит. Теперь мы, избавясь моря, милостию Божею следуем сухим путем до назначеннаго милосердием Вашим нам места, остаемся во всяком повиновении и послушании Вашему величеству и со всеглубочайшим рабским высокопочитанием дерзаем на зватца всемилостивейшая государыня Вашего величества нижайшая раба Елисавет».
Императрица не ответила, но просьбы о награждении тех, за кого просила Елизавета, исполнила.
В очередном письме к госпоже фон Мюнхгаузен принцесса с явным удовольствием перечисляет подарки, полученные от Екатерины Великой. Каждый принц получил: пять бархатных вышитых кафтанов, два гродетуровых кафтана и три суконных, плащ, шинель, два сюртука, две шубы (соболью и лисью), бобровую муфту, шлафроки, халаты, фуфайки, множество всяких туалетных принадлежностей, бриллиантовый перстень, табакерку, осыпанную бриллиантами, и золотые часы. Для каждой принцессы посланы были: много роброндов, атласных и гродетуровых платьев, большой запас отделанного кружевом белья, собольи шубы, крытые глазетом, бриллиантовые серьги и браслеты…
Русская прислуга Брауншвейгского семейства провела в Горсенсе только один год, затем служители возвратились в Россию. Лекарю Попову принцесса своею рукой написала особое свидетельство:
«Мы, принцы и принцессы Броншвейския, лекаря Дмитрия Попова сим свидетельствуем, он, будучи при нас четыре года, в случающихся болезнях ползовал со всеусерднейшим рачением, попечително и усердно, равно же и в морском пути служил чистосердечно, и за то его сим рекомендуем и просим усердно высокою милостию не оставить. Елисавет».
Возможно, впрочем, что все достоинства лекаря Попова заключались в его говорении с принцами и принцессами на русском языке, в подобном утешении Брауншвейгское семейство очень нуждалось.
Принцесса Елизавета, равно как и ее братья и сестра, не знала никогда иной жизни, кроме зависимой крайне и полной унижений, поэтому состояние покорности и роль просительницы для нее привычны…
Удивительно, что Елизавета просит освободить солдата Ивана Алексеева, арестованного давным-давно после свидания императора Петра III с несчастным узником Иваном Антоновичем. Этот Иван Алексеев содержался в Соловецком монастыре, что с ним случилось далее, неизвестно.
Принцесса также пишет о российском после в Дании Карле Ивановиче Остен-Сакене и о Теодоре Плоярте, датском генерал-адъютанте, знавшем русский язык. Определенное место в письмах принцессы занимает и «русская родом» девица Марфа, жившая в Горсенсе и назначенная в услужение принцессам.
Королева Юлиана Мария так и не нашла времени для встречи со своими племянниками и племянницами. В одном из своих писем к Элене Елизавета жалуется, что не пользуется свободою, не может выходить со двора, когда пожелает, ни вообще делать то, что хочет. Тут же принцесса пересказывает ответ королевы, которая отвечала племяннице, что не в этом состоит свобода и что она сама зачастую не свободна по причине стеснительных государственных обстоятельств. Принцесса заверяет свою воспитательницу, что подобный ответ вполне удовлетворителен.
Постоянную свиту Брауншвейгского семейства составляли: камергер Плоярт и его жена, девицы Крогх, майор Шенк, интендант и капитан Тюксен.
Узнав о приезде своего дядюшки Фердинанда, принцы и принцессы отправились в дом, где он должен был остановиться. Они ждали его в его кабинете. Он хотел обнять их поочередно, но они тотчас окружили его, целовали ему руки и плакали от радости. Он завтракал и обедал с ними. Однако на следующий день уехал в семь часов утра, желая избежать горестного прощания. Он просил Плоярта передать принцам и принцессам две золотые табакерки и два драгоценных перстня.
Принцы и принцессы горячо желали видеть королеву, но, как стало известно в дальнейшем, она получила от императрицы Екатерины секретную просьбу не видеться с Брауншвейгским семейством, и не захотела раздражать правительницу сильного государства.
Принцы и принцессы тосковали о Холмогорах, где, в сущности, провели большую часть своей жизни,
