возражал, если бы сейчас один из таких кораблей унес его подальше и от перуанцев, и от Мерседес. Увы, без нее не обойтись. Телепрограмма была единственным источником средств на исследования, а эта девушка — единственной ниточкой к кредитам.
Конрад заметил:
— Тебя, кажется, не останавливает мысль, что инопланетянам, умевшим преодолевать межзвездные бездны, вряд ли требовались посадочные площадки?
— Нет, не останавливает.
Он вздохнул. Мало того что объекты исследований и без того занесены песком времени, что приходится унижаться перед иностранными властями или воевать с безумными теориями о происхождении цивилизации, так еще под ноги лезут древние астронавты, крадущие последние крупицы научного авторитета, оставшиеся на его долю в академических кругах.
В свое время Конрад считался постмодернистским археологом с революционными настроениями. Его деконструктивистская философия гласила, что сами по себе древние руины не столь важны. Главное в них — те сведения, которые они могли сообщить о своих создателях. Такой подход шел вразрез с фарисейской установкой на «охрану» археологических памятников, поскольку в глазах Конрада она была просто стыдливо завуалированным синонимом «туризма» и, стало быть, долларов. В прессе он занимал позицию непримиримого диссидента от археологии, являясь предметом черной зависти и ревности коллег, а заодно и шилом в боку ближневосточных и южноамериканских правительств, претендующих на единоличное обладание величайшими археологическими сокровищами мира.
А затем, в один прекрасный день, он в районе египетского Луксора раскопал десятки древнеиудейских жилищ, датируемых XIII веком до н. э., продемонстрировав тем самым первое физическое доказательство библейского Исхода. Однако официальная позиция египетских властей категорически отрицала, что их предки задействовали иудеев-рабов при строительстве пирамид. Более того, якобы лишь правительство Египта обладало правом объявлять о находках в прессе. Конрад же не стал с ними консультироваться, а прямо пошел к журналистам, тем самым нарушив контракт, который подписывает каждый археолог, прибывающий в Египет на раскопки. Глава Высшего археологического совета обозвал Конрада лентяем и тупицей, после чего навсегда запретил въезжать в Египет.
Тут Конрад-иконоборец внезапно переметнулся на другую сторону и превратился в Конрада- консерватора, требуя международной защиты для своего «города рабов». Когда же египетские власти наконец допустили съемочную группу на место раскопок, выяснилось, что по рассыпающимся фундаментам иудейских жилищ уже успели пройтись бульдозером, расчищая площадку под какой-то военный объект. Сохранять было нечего, если не считать анекдотической истории, в которую никто не верил, и изрядно потрепанной репутации.
Сейчас дела обстояли хуже некуда. От научного авторитета остались рожки да ножки. Настоящих денег взять неоткуда. Сам Конрад сидит на поводке, за который дергают Мерседес и ее идиотское реалити-шоу, где говорят о чем угодно, но только не про археологию. В Египет вернуться нельзя, а вскоре то же самое можно будет сказать про Перу, Боливию и целый ряд других стран. Лишь находка неоспоримых доказательств пракультуры может спасти Конрада от древних астронавтов и этого чистилища из дешевых документальных фильмов и совсем уж ничтожных выступлений на развлекательных телешоу.
На лицо Мерседес набежало облачко озабоченности.
— Мы целый день потеряем, затаскивая сюда операторов, — пожаловалась она. Через пару секунд ее черты посветлели. — А зачем вообще тебе здесь стоять? Может, сделаем панорамную съемку с «сессны» да наложим голос, а?
— Я бы сказал, при этом весь смысл потеряется.
Она вздернула бровь:
— А как тогда быть?
— Думаю, настало время провести священный ритуал, — сказал он, беря Мерседес за руку. — Ритуал, который раскроет глаза на многое.
Конрад опустился на колени, потянув за собой девушку, чьи глаза заблестели ожиданием и любопытством.
— Делай, как я, и тогда узришь ключ к великой тайне. — Мерседес поудобнее пристроилась рядом. — Копай.
Они принялись пригоршнями отгребать горячий черный вулканический щебень, пока не добрались до прохладной и влажной желтой глины.
— Это у тебя в сценарии? — спросила она. — А что, неплохо.
— Возьми кусок глины и разомни.
Она повиновалась, затем поднесла небольшой комок к носу и принюхалась с таким видом, словно на нее вот-вот снизойдет некое космическое прозрение.
— Ну, поняла?
Мерседес недоуменно заморгала:
— И это все?
— Разве неясно? Грунт слишком мягкий для колес летательного аппарата. — Он триумфально улыбнулся. — Скажи «чао» своим фантазиям про древних астронавтов.
Да, он должен был предвидеть, что этот примитивный, хотя вполне научный опыт придется ей против шерсти. Глаза Мерседес превратились в щелки-амбразуры, откуда блеснула сталь бешенства. Ему уже приходилось видеть такое превращение. Именно этим она пробила себе дорогу на телевидении. Не без помощи папиных денег, впрочем.
— Конрад, ты нужен моему шоу, — медленно сказала она. — Ты мыслишь не как другие. Плюс научный авторитет. Имелся по крайней мере. Ты астроархеолог двадцать первого века, или как там тебя называют. Не плюй в колодец и не упускай свой шанс. Лично я хотела бы тебя оставить, но ведь и на меня давят, мол, «делай рейтинги»! Так что если перепасуешь мячик обратно, я на твое место просто возьму какого-нибудь белозубого актера, который уже играл археолога в чьем-то сериале.
— И какой отсюда вывод?
— Скармливай зрителю то, что он любит.
— Древних астронавтов?
Безмятежная улыбка вдруг расцвела на детском личике Мерседес.
— Профессор Йитс… — проворковала она, прижимаясь к груди мужчины и вставая на цыпочки, чтобы прильнуть к его губам.
Не в силах высвободиться или хотя бы вдохнуть воздух, он презрительно ответил на поцелуй и ощутил, как все ее тело затрепетало на фоне его ненависти в собственный адрес. Очевидно, ремарка Мольера насчет драматургов точно так же относится и к археологам. Он и впрямь подозревал, что превратился в проститутку. Сначала ради себя самого, затем для небольшого круга друзей и университетов. Черт возьми, не пора ли с этого и поиметь что-то?
Внезапно мощный порыв ветра подхватил «конский хвост» девушки и хлестнул археолога по лицу. В небе завис поблескивающий металлом объект. Конрад прищурил глаза против солнца и узнал контуры «черного ястреба» с крупнокалиберными пулеметами на бортовых турелях.
Мерседес проследила за его взглядом и нахмурилась:
— Что это?
— Так, неприятности.
Конрад протянул руку и, порывшись в рюкзаке девушки, достал девятимиллиметровый «глок». Мерседес сделала большие глаза:
— И ты заставил меня пройти через таможню с этой штукой?!
— Да нет, это я на днях в Лиме купил. — Он вынул снаряженный магазин из сумки-набрюшника и, загнав его в рукоять, сунул пистолет за пояс. — Я с ними сам потолкую.
Девушка закусила губу и молча кивнула.
Вздымая тучи красной пыли, «вертушка» медленно снизилась и наконец замерла. Отодвинулась дверь, и на вершину горы высыпалась шестерка американских спецназовцев в полевой форме. Когда они заняли периметр, молодой угловатый офицер (из ВВС, судя по нашивкам) процокал каблуками по металлической лестнице, легко спрыгнул на грунт и направился к Конраду.
