– Не узнаёшь? А я тебя сразу узнал. Я – Мишка. Помнишь?
За три года он ещё больше раздался в плечах и вытянулся. Теперь, его смело можно было назвать красивым парнем, но вместе с узнаванием в сердце очнулась боль застарелой обиды и никакой радости при виде его Антошка не выказала.
– Ты из Москвы?
Она кивнула.
– В институт поступила?
– Угу.
– А помнишь, как ты тогда в автобусе с чайником-то ехала?
Антошка грустно усмехнулась:
– Да сами мы тогда были чайники.
Они помолчали.
– А я вот женился.
Он потряс перед ней ладонью с толстым кольцом на коротком пальце, но в это мгновение проезжавший мимо автобус обдал их фонтаном холодных брызг, Антошка отскочила в лужу, через плечо крикнула 'поздравляю', и, уже не разбирая дороги, кинулась к остановке.
В автобусе, сдавленная со всех сторон взрывоопасной толпой, слепая и глухая к окружающему, одной рукой держась за поручни, другой придерживая авоськи, она пыталась вспомнить Артурово лицо и не могла. За три года образ его потерял цельность, сейчас она могла вспомнить его лишь таким, каким когда- то видела в автобусе. Конус подбородка, овал щеки, чёрные пряди со светившейся сквозь них малиновой мочкой. 'Как на абстрактной картине', – подумала она, вспомнив, как месяц назад они с Серёгой ходили на выставку современной живописи на Малой Грузинской улице.
Она увидела родное Серёгино лицо. Два часа назад, прощаясь с ней на Курском вокзале, он спросил:
– А ты меня не забудешь?
Она рассмеялась.
– Я же всего на три дня уезжаю.
Он прижал её к себе и, поцеловав в макушку, шепнул:
– Их ведь ещё прожить нужно.
Антошка вспомнила общагу, запах табачного дыма, жареной картошки, хлопанье дверей, шарканье ног, гитарное бряцание, взрывы хохота и поняла, что там, а не здесь её дом и ни на что другое она его не променяла бы. 'Кто знает, – подумала, – что со мной было бы, если бы Мишка тогда не разрубил наши с Артуром на один миг соединившиеся судьбы? Может ошалев от любви, я учёбу тогда совсем забросила бы, и сейчас мучилась бы на фабрике?'.
Опустевший автобус подъезжал к конечной. Через минуту, выходя из него она глотнула пахнущей хвоей, торфом и близким снегом сырости и прежде чем зашагать к родному бараку подумала: 'А может и вправду, что Бог ни делает – всё к лучшему?'.
