Кадзуо Исигуро
Художник зыбкого мира
Моим родителям
Октябрь, 1948
Если в солнечный день подняться по крутой тропинке, ведущей на вершину холма от небольшого деревянного мостика, который тут по-прежнему зовется Мост Сомнений, то вскоре между вершинами двух огромных гинкго завиднеется крыша моего дома. Но даже если бы этот дом и не занимал командной высоты, его все равно невозможно было бы не заметить; он так сильно отличается от остальных, что вам при виде его почти наверняка пришла бы в голову мысль: что за богач им владеет?
Но я вовсе не богач и никогда им не был. Возможно, вы догадаетесь, отчего у этого дома столь импозантный вид, если я признаюсь, что построил его не я, а мой предшественник, а это был не кто иной, как Акира Сугимура. Конечно, если вы прежде в нашем городе не бывали, имя это вам ничего не скажет. Но назовите его любому, кто жил здесь до войны, и сразу узнаете, что лет тридцать назад Сугимура был, несомненно, одним из самых уважаемых и влиятельных людей города.
Итак, вы стоите на вершине холма, любуетесь прекрасными кедровыми воротами, просторным садом с оградой, элегантной крышей, крытой черепицей и украшенной стилизованным резным коньком, словно указывающим на дивный пейзаж вокруг. И в голове у вас, скорее всего, зреет вполне закономерный вопрос: как же все-таки этому типу удалось приобрести такой роскошный дом, если, по его же собственным словам, средствами он располагает весьма умеренными? Скажу честно: я купил этот дом, так сказать, по номинальной цене; сумма, которую я заплатил, по всей видимости, не составляла и половины его реальной тогдашней стоимости. А возможным это стало благодаря довольно странной – кое-кто, пожалуй, может назвать ее и дурацкой – процедуре, которой семейство Сугимура обставило продажу дома.
С тех пор прошло уже лет пятнадцать. Тогда дела мои как раз шли в гору, благосостояние нашей семьи улучшалось чуть ли не с каждым месяцем, и жена стала давить на меня, требуя подыскать нам новый дом. Со свойственной ей прозорливостью она в два счета доказала мне, почему так важно, чтобы у нас был дом, в полной мере соответствующий нашему теперешнему положению: дело тут не в тщеславии, а в том, что это будет важно, когда придет время выдавать замуж наших дочерей. Я понимал, что определенный смысл в ее аргументах есть, но поскольку Сэцуко, нашей старшей дочке, было всего четырнадцать или пятнадцать, я как-то не считал это дело особо срочным. Тем не менее целый год я прилежно наводил справки, стоило мне услышать о продаже подходящего дома. И тут один из моих учеников обратил мое внимание на то, что продается дом Акиры Сугимуры, который вот уже год как умер. Мне показалась совершенно нелепой сама мысль о том, что я способен купить такой дом, и я отнес ее на счет того преувеличенного уважения, какое всегда испытывали ко мне мои ученики. Но справки я все же навел и получил совершенно неожиданный ответ.
В один прекрасный день ко мне явились с визитом две седовласые дамы весьма надменного вида, оказавшиеся дочерьми Акиры Сугимуры. Когда я выразил свое изумление по поводу столь благосклонного внимания к моей персоне со стороны этого выдающегося семейства, старшая из сестер довольно холодно сообщила мне, что дело тут отнюдь не в простой вежливости. В течение предшествующих месяцев, сказала она, очень многие интересовались домом их покойного отца, но семья решила в конце концов отказать всем потенциальным покупателям, кроме четверых, тщательнейшим образом отобранных как на основе особой добродетельности претендента, так и тех достижений, которых ему удалось добиться в жизни.
– Для нас представляет первостепенную важность, – продолжала она, – чтобы дом, построенный нашим отцом, перешел к человеку, которого он сам бы одобрил и счел достойным такого владения. Разумеется, обстоятельства вынуждают нас учитывать и финансовую сторону дела, но это далеко не главное. А потому мы назначили цену…
И тут младшая из сестер, которая до сих пор, можно сказать, не проронила ни слова, протянула мне конверт, и обе с суровыми лицами стали следить за тем, как я его открываю. Внутри был один-единственный чистый лист бумаги, в центре которого была элегантно выведена кисточкой цена. Я уже собрался выразить свое изумление по поводу столь низкой суммы, но по лицам сестер понял, что дальнейшее обсуждение финансовых вопросов будет сочтено бестактным. Старшая, впрочем, пояснила:
– Отнюдь не в интересах любого из вас, четверых, пытаться перебить цену. Мы не заинтересованы в том, чтобы получить что-то свыше указанной суммы. Но все же намерены устроить еще один отборочный этап: аукцион репутаций.
И она объяснила, почему они лично явились ко мне: они желали официально, от лица всего семейства, выяснить, готов ли я подвергнуться – наряду с тремя другими претендентами, разумеется, – дотошному расследованию моего прошлого: происхождения, образования, квалификации и мнения обо мне людей, достойных всяческого доверия. Только так, сказала пожилая дама, семья сможет выбрать подходящего покупателя.
Весьма странная процедура, но я не находил в ней ничего особенно отталкивающего; в конце концов, это примерно то же самое, что деятельность сторон, предшествующая заключению брачного контракта. Честно говоря, мне, пожалуй, даже льстило то, что такая старинная, следующая традициям семья сочла меня достойным кандидатом. Когда я дал согласие на проведение подобного расследования и выразил сестрам свою признательность, младшая из них впервые обратилась прямо ко мне.
– Господин Оно, наш отец был человеком высокообразованным, – сказала она. – И с большим уважением относился к художникам. Естественно, он хорошо знал и ваши работы.
А через несколько дней после визита сестер Сугимура я и сам решил кое-что выяснить и узнал, что младшая из них говорила чистую правду: Акира Сугимура действительно был большим поклонником живописи и не раз предоставлял художественным выставкам материальную поддержку. А еще дошли до меня любопытные слухи: похоже, большая часть семейства Сугимура дом продавать вовсе не хотела, и в семье шли жестокие споры. Но в конце концов финансовые проблемы сделали продажу дома неизбежной, и странная процедура, связанная с передачей дома другому владельцу, явилась следствием компромисса, достигнутого противоборствующими сторонами. Бесспорно, все это явно отдавало чрезмерным высокомерием; но что до меня, то я готов был с должным пониманием отнестись к чувствам семьи со столь выдающимся прошлым. А вот жену мою идея подобного расследования отнюдь не обрадовала.
– Да кто они такие, в конце концов? – возмущалась она. – Нет, тебе следовало сказать, что мы не желаем иметь с ними никаких дел!
– Да что тут такого особенного? – успокаивал я ее. – Нам от них абсолютно нечего скрывать. Происхождение у меня самое обыкновенное, состояния никогда не было – впрочем, все это семейству Сугимура наверняка и так уже известно. И тем не менее они почему-то сочли нас подходящими кандидатами, верно? Вот и пусть себе дальше копают. Если что и найдут, так это нам же на пользу и пойдет. Во всяком случае, – особо подчеркнул я, – они не переходят границ обычного расследования, которое ведется, скажем, перед заключением брачного контракта. Нам, дорогая, пора уже привыкать к подобным вещам.
Меня, пожалуй, отчасти даже восхищала сама идея «аукциона репутаций», как это назвала старшая из дочерей Сугимуры. Даже странно, почему подобные аукционы не устраиваются регулярно. Насколько благороднее состязание претендентов, когда на всеобщее обозрение выставлены их высокая моральность и духовные достижения, а не размеры кошелька. Я до сих пор помню, какое глубокое удовлетворение испытал, узнав, что именно меня семейство Сугимура – после тщательнейшего расследования! – сочло наиболее достойным, чтобы купить тот дом, который так им дорог. И конечно же, дом этот стоил того, чтобы