рта, будто змеи.
Толпа бесновалась, слышались выкрики: «Проститутка!», «Тварь!», «Всех их в жертву!»
Харальд задергался, словно узник, стремящийся разорвать путы. Ярость придала ему сил, и на мгновение он сумел овладеть собой, своим телом. Рука опустилась, а из уст, только что призывавших убить, вылетел крик:
– Не-е-ет!
Толпа замерла.
«Ах ты так?» – прошипел в голове голос бога, и на тело обрушилась боль.
Словно ветер свечу, боль погасила сознание.
Он очнулся и обнаружил, что лежит на постели в своей комнате в задней части храма. Все тело ныло, словно его отхлестали кнутом, а в голове царила отвратительная пустота. Как всегда, прямое управление слугой отняло у Больного Бога много сил, и он временно убрался отдыхать.
Низкий потолок навис почти над головой, но Харальд не видел его. Открыть глаза было страшно. Страшно вспомнить то, как он своей рукой обрек Ару на смерть. Страшно встать и выйти из комнаты, чтобы узнать, как прошел обряд, как умирала жертва и прекратилась ли эпидемия…
По горлу пробегали спазмы отчаяния и горя, грудь словно жгло огнем. Ну зачем она пришла в храм, он же просил её держаться подальше? Зачем? Как так могло случиться? Как он мог это допустить?
Он попытался заплакать, но не смог. Словно глаза высохли, а вместо них вставили мертвые стеклянные шарики, которые не в силах породить ни единой слезинки.
Чувства отхлынули, и пришло понимание: ему больше нечего терять. Все, кого он любил, мертвы, а за себя бояться глупо. Бог просчитался, лишив его всего и поставив на край пропасти.
Загнанные в угол более всего опасны.
Понимание придало сил, и он смог открыть глаза. За окном сгущался августовский вечер, в коридорах храма царила тишина. Шуршал по крыше дождь. Жизнь человека, бывшего Истребителя магов, продолжалась.
