переговоры штабов подождать, пока Гитлер не продемонстрирует своего намерения напасть?58 К несчастью ответ на этот вопрос стал слишком ясен в 1939 году.
В 1937 году обстановка ухудшилась. В январе министр кабинета Камилл Шотан заявил Потемкину, что переговоры штабов могут спровоцировать совместную германо-итальянскую «превентивную войну», и что Британия также настроена против них. У советского правительства, ответил Потемкин, не было намерений оказывать давление на Францию, но для Франции будет ошибкой все время оглядываться через плечо на Германию в ожидании ее следующей выходки и подчинять свою внешнюю политику указаниям из Лондона.65
Оттяжки и лицемерие становились главными тактическими приемами в стремлении избежать штабных переговоров. Гамелен говорил Швайсгуту: «Нам нужно затягивать дело как можно дольше». Когда из Советского Союза пришел ответ на французский запрос, Швайсгут пометил на приказе Гамелена: «нам следует не спешить, но и не создавать у русских впечатления, что мы дурачим их, что может привести к резкому развороту (т. е. к сближению с Германией)».66 Всем действом руководили Гамелен и Даладье, на Кэ д`Орсе (во французском министерстве иностранных дел) ответственным был Леже.
Швайсгут несколько раз встречался с новым советским военным атташе, но все это делалось для отвода глаз. «Ситуация неизменна, — отмечал Швайсгут, — выигрываю время, стараясь не раздражать русских и не намечая никаких перспектив штабным переговорам...» Даладье считал, что Франция может справиться и без советской помощи, но вот без британской пропадет. Британскому правительству пришлось «проглотить» пакт о взаимопомощи и оно было полно решимости снять военное соглашение с повестки дня.67 Леже уверял Блюма, что военная и внешнеполитическая бюрократия отнесется с должным уважением к правительственной политике в отношении штабных переговоров, но это был блеф, даже Даладье не собирался считаться с правительственной политикой.68 Для Даладье и Гамелена это была возможность сделать шаг вперед в надежде сделать два шага назад.
В феврале 1937 года советский военный атташе Н. А. Семенов встретился со Швайсгутом и его старшим начальником, генералом Луи-Антуаном Кольсоном. Семенов сделал заявление, что если Польша и Румыния разрешат проход через свою территорию, Красная армия поможет Франции всей своей мощью в случае германского нападения. В противном случае советская помощь будет по необходимости более ограниченной, но советское правительство было готово послать войска во Францию и обеспечить воздушную поддержку — без сомнения неприятная перспектива для обуянного «красной угрозой» французского генерального штаба. В ответ советское правительство хотело знать, какую поддержку готова предложить Франция в случае германской агрессии против СССР.69
17 февраля, после встречи Семенова с Кольсоном, Блюм принял Потемкина, чтобы выразить благодарность за «прямые и исчерпывающие» советские предложения. Блюма интересовало, можно ли убедить Румынию пропустить Красную армию через свою территорию, при условии, что Польша останется нейтральной. Потемкин заметил, что «заранее примиряться с отказом Польши от выполнения союзных обязательств и требований Устава Лиги наций было бы слабостью и опасной политической ошибкой».70 Через несколько дней Блюм встретился с Даладье, Леже и Гамеленом. Даладье в своих заметках обвиняет в затягивании переговоров Швайсгута, но это неправда; огонь направляли сам Даладье и Гамелен, Швайсгут был просто послушным исполнителем их воли.71 Если верить запискам Швайсгута, сам Сталин написал «очень сердечное» письмо, в котором приветствовался франко-советский военный альянс. Потемкин огласил его Блюму, и оно произвело впечатление. Но Даладье был по-прежнему настроен «скептически».72 19 марта Швайсгут встретился с Семеновым, чтоб задать ему еще несколько вопросов о советских военных возможностях. Что касалось франко-советского взаимодействия на суше, то Швайсгут отметил, что осуществить его будет «крайне трудно» и оно будет зависеть от «многих политических факторов», имея в виду Польшу, Прибалтику и кое-кого еще.73 Советский нарком обороны маршал Ворошилов, был очень рассержен этими дополнительными вопросами, которые поставил Швайсгут, и отказался от дальнейшего обсуждения. Советский генеральный штаб четко обрисовал, что он готов был сделать в случае германской агрессии против Франции и в ответ хотел бы знать, что готова сделать Франция в случае нападения Германии на Советский Союз. Вместо ответа Франция выдвинула несколько новых вопросов. Переговоры зашли в тупик.74 И в апреле-мае 1937 года уже британский Форин офис приложил немалые усилия, чтобы они из этого тупика не вышли. Иден и Ванситтарт применили прямое давление. Но еще в конце мая Блюм и Кот искали возможности сдвинуть переговоры с мертвой точки.75 Осведомленный о французских разногласиях, Потемкин советовал из Москвы новому советскому послу в Париже Сурицу не сильно жать в этом вопросе. Открытая дискуссия во французском правительстве только усугубила бы положение.76
Да и сам советский режим выглядел не лучшим образом в этих переговорах. Сталинские чистки продолжались и к середине 1937 года буквально выкосили высший командный состав Красной армии. Старшие командиры, такие как маршал Тухачевский, обвинялись в измене судом военного трибунала и без промедления уничтожались. И если истребление старых большевиков-революционеров, которые всегда были как кость в горле у Запада, мало заботило кого-либо во Франции, то исчезновение многих уважаемых советских военачальников означало ослабление возможностей Красной армии. Получалось, что Советский Союз был либо на самом деле наводнен изменниками, либо управлялся безумцами, которые ополчились на своих лучших генералов.77 В любом случае чистки в Красной армии давали французскому генеральному штабу идеальный повод отказаться от дальнейшего обсуждения военного сотрудничества.
Советы тоже полагались на Францию все меньше. Посол Суриц в Париже представил разгромный
