любовного экстаза, готова была отдать за это весь свой мир.
Граф был очень умелым и опытным любовником, темпераментным; занимаясь любовью, он становился очень ласковым и нежным, чего нельзя было подозревать в нем в любые другие моменты его жизни.
Мужчины считали его холодным и высокомерным, и лишь в моменты интимной близости перед женщиной открывались нежные стороны его натуры, которых в другое время он стыдился.
Никогда прежде за все годы, которые он провел, наслаждаясь легкими, ни к чему не обязывающими отношениями, где бы и когда бы их ему ни предложили, он не встречал ни одной женщины столь же неистовой, почти безумной в любви, как Луиза.
Думая обо всем этом, граф спросил, не поворачивая головы от окна:
— И что, мадам, собирается предпринять Вильям в связи со всем этим?
— Я уже говорила с ним, — сказала королева. — Он, как и следовало ожидать в такой ситуации, сокрушен горем, но полон ненависти к вам и жаждет отмщения. Возможно, он собирается убить вас.
— Вряд ли он пойдет на это, — возразил граф.
— Дело не в этом, — резко возразила королева Даугер. — Вы так же, как и я, хорошо знаете, что, если об этой истории начнут распространяться слухи, произойдет грандиозный скандал, который прокатится по всей Европе и повредит юной королеве. А именно этого я и не могу допустить.
— Нет, разумеется, нет.
— Когда я стала регентшей, — продолжала королева, — то приняла решение, что раз Вильгельмина так молода, то весь двор должен стать образцом порядочности и нравственной чистоты.
«Весьма похвально», — чуть не сорвалось с языка графа, но он вовремя сдержался, решив, что в его устах это прозвучит слишком уж саркастично.
Голландский двор, по его мнению, никогда не был и не будет ничем, кроме как образцом скучной, лишенной блеска и живости монархии, которую ни один двор Европы не захочет считать для себя образцом.
Однако по серьезному тону королевы, в котором она сразу начала этот неприятный разговор, граф понял, что она твердо решила придерживаться выбранной ею линии поведения.
— А посему, — продолжала королева, — как вы сами можете догадаться, нельзя ни в коем случае допустить вашей встречи с Вильямом. Вот почему я приняла решение, которое, как я полагаю, по крайней мере в данный момент, поможет найти выход из этой сложной ситуации и послужит на благо как ему, так и вам.
Граф отвернулся от окна.
— Вы что-то хотите мне предложить, Ваше Величество? — с беспокойством спросил он.
— Именно для этого я и пригласила вас. Вы должны немедленно уехать из Амстердама и сесть на корабль, который, как я уже узнала, направляется сегодня вечером в Восточную Индию.
— Восточную Индию?
Граф был так изумлен, что невольно повысил голос.
— Я извещу Совет, что получила тревожные новости с острова Бали, — продолжала королева, — и отправила вас, как своего личного советника, с тем чтобы вы узнали и доложили мне обо всем, что происходит в этой части мира.
— Бали! — повторил граф таким тоном, словно никогда не слышал о существовании этого острова.
— Готовьтесь отправиться сегодня же, — продолжала королева. — Вильям не станет никому сообщать о смерти своей жены до завтрашнего дня, а к этому времени вы должны будете покинуть страну.
— Как же он сможет сохранить в тайне смерть своей жены? — машинально спросил граф.
— К счастью, врач, который пользовал Луизу, — один из моих личных врачей, — отвечала королева. — Он, Вильям, вы и я — единственные люди, которым известно о смерти Луизы. Вильям сразу же пришел ко мне, чтобы узнать, что ему делать. Как старый и верный слуга Короны, он весьма обеспокоен тем, что самоубийство его жены может повредить интересам монархии. Чтобы успеть на корабль, о котором я говорила вам, у вас осталось всего несколько часов. Поторопитесь, граф, чтобы собрать вещи.
Она сделала паузу, ожидая, что граф заговорит, когда же он не ответил, продолжила:
— Прежде чем вы уедете, вас снабдят рекомендациями и секретными документами, которые вы передадите от моего имени, и, разумеется, имена тех должностных лиц в Бали, к которым вы направитесь по прибытии.
Граф все еще безмолвствовал, и королева Даугер подумала, что с тех пор, как она знает своего кузена, он впервые проявил неуверенность в себе. При взгляде на его красивое лицо ее глаза смягчились, и, без сомнения, более мягкие нотки зазвучали в голосе, когда она сказала:
— Мне очень жаль, что так случилось, Виктор, но вам некого винить за это, кроме самого себя.
— Некого, — согласился с нею граф.
За время своего долгого путешествия он снова и снова повторял про себя эту фразу.
Корабль, на котором он путешествовал, был весьма комфортабельным, и граф не мог пожаловаться на невнимание к своей персоне, так как из уважения к его рангу и богатству с того момента, как он ступил на борт, с ним обращались почти как с особой королевской фамилии.
И только теперь, когда в течение этих долгих дней и еще более долгих ночей, проведенных в море, у него было время как следует обо всем подумать и окинуть взглядом свою прошлую жизнь, он начал понимать, что то, что с ним сейчас произошло, было заслуженным наказанием за многочисленные грехи.
Граф был весьма разумным человеком, и хотя он готов был взять вину за смерть Луизы на себя, он также не мог не понимать, что на его месте мог оказаться любой другой мужчина, который также возбудил бы ее чувства, и исход вполне мог бы быть тем же.
Большинство женщин непредсказуемы, однако среди них встречались такие, которые, оторвавшись от привычной жизни и попав в высший свет, легко теряли ощущение реальности и чувство меры и становились совершенно неуправляемыми.
Это, однако, никак не могло утешить графа, вынужденного оставить общество, привычный образ жизни, оставить свои поместья, дома, в которых все было устроено по его вкусу и для его удобства, а также оставить свои многочисленные личные дела.
Но что вызывало его особенное негодование, так это та скука, которую он был вынужден терпеть во время своего морского путешествия. Сам он больше беспокоился о том, какие книги взять с собой, чем о личных вещах и костюмах, отобрать которые он предоставил своему камердинеру.
Но и книги не могли исправить положение. Задолго до того, как они достигли Красного моря, граф сделал вывод, что большинство пассажиров, так же как и сам капитан, не отличаясь умом, были совершенно невыносимы и ничем не могли скрасить монотонные дни долгого путешествия.
Таким образом, у него было достаточно времени, чтобы основательно изучить все, что у него было с собой о Бали, о котором он раньше почти ничего не знал. Например, к своему изумлению, он обнаружил, что только северная часть острова принадлежит Голландии.
Граф представлял себе, что, так же как и на Яве, Голландия управляет всем островом, но вместо этого оказалось, что большая часть острова находится под юрисдикцией местных правителей — раджей.
Графу казалось вполне естественным, что Голландия прикладывает все усилия, чтобы укрепить свое могущество на Востоке, но из того, что он прочитал, стало ясно, что дни, когда была возможна открытая агрессия, безвозвратно миновали, и теперь, чтобы оправдать захват территории, завоевателям была необходима исключительная причина.
Впрочем, мотивы, которые могли бы одновременно и успокоить совесть, и удовлетворить естественное желание увеличить свою территорию, найти было несложно.
Захват северного Бали, как он понял, читая между строк, был осуществлен под совершенно неубедительным и незначительным предлогом, который был явно раздут. После того как это вторжение прошло успешно, был захвачен и соседний остров Ломбок.
