объятия.
— Как ты можешь говорить такие вещи мне! — сказал он через какое-то время, наконец ослабив объятия. — Ведь все как раз наоборот. Это я тебя недостоин. Я в своей жизни совершил так много поступков, которых сейчас стыжусь.
Граф сказал это, а перед его мысленным взором мелькнул образ Луизы Ван Хейдберг. И еще он вспомнил, как, думая, что навсегда потерял Роксану, был в ужасе от того, что посчитал, что это та цена, которую он должен заплатить за свои грехи.
— Все прошлое забыто, — нежно сказала Роксана. — Только будущее сейчас имеет значение… наше будущее… А твое будущее — это я… так же как мое будущее — это ты.
— Я бы не хотел ничего иного, — с чувством сказал граф.
Они опустили бамбуковые занавески, служащие стенами, так, чтобы, пока они разговаривали, их не было видно со двора.
— Есть еще кое-что, что я должна рассказать тебе, — сказала Роксана.
— И что же это такое, еще какая-нибудь тайна?
— Я не сказала никому как в Голландии, так и здесь, кто на самом деле мой отец.
— И кто же он? — спросил граф.
Казалось, что этот вопрос его совершенно не интересует.
Он продолжал смотреть на лицо Роксаны и думал о том, что никогда не сможет насытиться его красотой, никогда не устанет любоваться светом этих чудесных глаз, изгибом этих пленительных губ…
— Когда папа был жив, — отвечала между тем Роксана, — он был председателем палаты лордов и доверенным лицом королевы Виктории.
Граф улыбнулся.
— Это производит впечатление, моя радость, но на самом-то деле я знаю, что твоим отцом был Юпитер, а матерью — Венера.
Он обнял ее и приник к ее рту, властно овладевая им, ее нежными губами, ласковым язычком… Теперь для них больше ничего уже не имело значения…
Когда стало известно о предстоящей свадьбе, на дворе дома Гвида Тано началась не прекращающаяся ни на мгновение суета. Весь день женщины украшали его так называемыми ламакс.
Это были декоративные полосы из очень молодых пальмовых листьев, которые были так искусно подобраны и расположены, что темные, светлые и почти белые листья составляли замысловатый красивый узор.
Женщины закалывали листья короткими, в полдюйма в длину, стебельками бамбука, которые, как оказалось, были не менее удобны, чем металлические булавки.
Все это придавало двору праздничный, нарядный вид, и жители со всей деревни приходили со своими дарами, фруктами, цветами, яйцами, курами, рисом на широких банановых листьях.
Эти дары все множились с каждым часом, занимая пространство почти во всех помещениях.
Роксана знала, что сейчас в каждом доме, на каждой кухне этой деревни мужчины и женщины колдуют над шипящими, булькающими яствами, предназначенными для большого пира.
Свадебный пир невозможен без молочных поросят, жаренных на вертеле, которые после церемонии будут разрезаны на куски и разложены на банановых листьях вместе с говяжьими или свиными почками и большими ломтями жирного бекона на палочках.
Еще обязательно приготовят пеньон, или перетертые кокосовые орехи, сдобренные красным и зеленым стручковым перцем, и мритья, как называют на Бали острый перец.
Хотя граф готов был платить за все, что полагалось, Роксана предупредила его, чтобы он не тратил слишком много денег на спиртное.
Хотя мужчины здесь любят пиво, рисовую и пальмовую водку, объяснила она графу, но они очень умеренны в еде и питье, потому что, по их мнению, состояние, когда человек напивается до бесчувствия, достойно всяческого презрения.
Из-за того, что эта свадьба отличалась от всего, что она когда-либо себе воображала, Роксане казалось, что все просто восхитительно и гораздо лучше, чем обычная церемония, которая могла бы произойти у них дома.
Это было словно продолжением той магии, которая окружала их с самой первой встречи, того волшебного чувства взаимопонимания, которое пронзило их, когда граф и она стояли, вглядываясь в кусок дерева, в котором были заключены фигуры влюбленных, продолжением той самой магии, которая захватила их обоих на танце кетьяк, и волшебного очарования их первого поцелуя под цветущими деревьями.
На те два дня, что оставались до свадьбы, граф не стал останавливаться в доме Роксаны, как она думала, хотя там было вполне достаточно места.
Вместо этого Гвида Тано нашел ему пустовавший дом за деревней, который принадлежал одно время англичанину, уехавшему отсюда больше года назад.
Гвида Тано нашел женщин, которые все убрали и вымыли в доме, а камердинер графа все приготовил для своего хозяина, как он обычно вот уже много лет делал во время их совместных путешествий.
Гитруда снабдила графа чистыми льняными простынями, которые они привезли с собой, и хотя Роксана была слишком занята своими собственными приготовлениями, чтобы посетить виллу, она слышала, что это очень красивый и удобный дом.
Граф всегда ухитрялся получать тем или иным путем все, что ему было необходимо.
Роксана подумала, что это типично для Бали, где уважали чужое имущество, что, хотя хозяин виллы уже давно уехал, ничего не пропало из дома, никто ничего не украл и не сломал.
Приготовления к предстоящей свадьбе затянули Роксану в свой водоворот.
Зная, как привлекательно выглядят на праздниках женщины с цветами в волосах и в ярких саронгах, Роксана очень боялась, что она будет теряться среди них.
После долгих колебаний она в конце концов решила, что наденет одно из своих самых нарядных белых вечерних платьев.
Оно было отделано белым кружевом по лифу и, подчеркивая ее стройную изящную фигуру, заворачивалось сзади в пышный турнюр, образованный каскадом кружевных оборок.
Гитруда сделала ей фату, спускающуюся ниже пояса, и украсила волосы белыми цветами, образовавшими ореол вокруг головы.
Роксана выглядела прелестно и вместе с тем казалась такой неземной, воздушной, что для влюбленного графа она была воплощением самой Афродиты.
Он прислал ей букет из белых гардений, и, стоя с сияющим лицом в ожидании его прибытия, она думала о том, как это замечательно, что они должны пожениться на острове, и не только потому, что их благословят здешние боги, но еще потому, что их окружают все эти замечательные люди, так бесхитростно радующиеся их счастью.
Роксана успела полюбить местных жителей, ей было приятно, что здесь никто не выказывал зависти, не плел интриг и не злословил. На этой свадебной церемонии не было напыщенной помпезности, без которых не обошлось бы на ее свадьбе ни в Англии, ни в Голландии.
— Он пришел! — взволнованно воскликнула Гитруда, увидев графа, подошедшего к бали, где его ждала Роксана, спрятавшись за опущенными бамбуковыми стенами, чтобы со двора не было видно их тщательных приготовлений.
Первые несколько мгновений граф просто стоял и смотрел на нее, и она читала в его глазах только любовь и восхищение, и со свойственной всем женщинам интуицией она поняла, что еще ни одна женщина до нее не видела такого выражения на лице графа.
Он подошел к ней и, не касаясь ее, сказал:
— Это очень странная свадьба, моя любимая, но я верю, что языческие боги благословят нас с тобой по-своему. Ты сама выглядишь как богиня, и я люблю и поклоняюсь тебе всем сердцем, всей душой и всеми мыслями.
И пока он говорил, Роксана знала, чувствовала, что он повторяет клятву, которая для него священна так же, как если бы он произносил ее и перед алтарем собора Святого Павла.
Она взглянула на него и нежно сказала:
