на кафе. Другое дело, когда мое внимание будет отвлечено. Остальные...— Он посмотрел на людей и покачал головой. — Постарайтесь не путаться под ногами.
Он вскрыл пузырек с прозрачной жидкостью.
— Будьте готовы перевернуть его лицом вверх, — приказал он Анне и Клер.
Клер вцепилась в плечи Мирнина, Анна взяла его за ноги.
Оливер захватил кол левой рукой — в правой он держал пузырек, — одним плавным движением выдернул его и уронил на пол.
— Давайте!
Как только Мирнина перевернули на спину, Оливер, раздвинув его бескровные губы, влил лекарство ему в рот, а потом положил руку на высокий лоб.
Мирнин распахнул темные глаза. Широко. Клер вздрогнула — они казались мертвыми... точно окна во тьму. И потом он удивленно замигал.
Сделал глубокий вдох, изогнув спину от боли. Оливер не отнимал ладонь ото лба Мирнина, закрыв глаза, полностью сосредоточившись, а тот корчился в тщетной попытке вывернуться из-под его руки. Наконец Мирнин безвольно распростерся на подушках, но грудь его поднималась и опускалась. Кожа все еще напоминала мрамор, с явственно проступающими голубыми венами, однако взгляд снова стал живым.
И безумным. И голодным.
Он сглотнул, закашлялся, сглотнул снова. Постепенно безумный блеск во взгляде угас. Теперь Мирнин выглядел усталым, страдающим от боли и смятенным.
Оливер испустил тяжкий вздох, попытался встать, но не смог. Зашатался и упал на колени, одной рукой вцепившись в кушетку. Голова его поникла, плечи ссутулились — он как будто дышал с трудом или плакал. Хотя Клер не могла представить себе Оливера — Оливера! — ни в том ни в другом состоянии.
Никто не двигался, никто не решался прикоснуться к нему. Вампиры смотрели друг на друга с выражением, которого Клер не понимала.
«Ему плохо», — подумала она.
Это все болезнь; из-за нее им все труднее и труднее сосредотачиваться, делать то, что они всегда считали само собой разумеющимся, — например, создавать других вампиров. Или оживлять их. Даже Оливер, который вообще не верил ни в какую болезнь, даже он начинал сдавать.
И понимал это.
— Помоги мне встать, — слабым, срывающимся голосом проговорил он.
Клер подхватила Оливера под руку и помогла подняться — это был медленный, мучительный для него процесс. Как будто он внезапно состарился на тысячу лет и каждый год давал о себе знать. Какой-то вампир подвинул кресло, и Клер помогла Оливеру сесть.
Упершись локтями в колени, он уткнулся лицом в ладони и сказал еле слышно:
— Оставь меня.
Возражать, похоже, было глупо. Клер попятилась и вернулась к Мирнину.
Тот лежал, сложив руки на животе и глядя в потолок.
— Мирнин?
— Подарок...— Казалось, его голос прозвучал откуда-то очень, очень издалека. Он негромко рассмеялся и сморщился. — Больно смеяться.
— Простите меня.
— Простить? — Его брови недоуменно сошлись, а потом снова разгладились, — Ах да. Это же ты заколола меня.
— Я... ну... да.
Несложно было представить реакцию Оливера, если бы она так обошлась с ним, — и чем бы все это закончилось. Но как поступит Мирнин? Она не знала, но на всякий случай держалась на приличном расстоянии.
Он же просто закрыл глаза — старый, усталый, прямо как Оливер.
— Может быть, не стоило вытаскивать кол, — заговорил он. — В итоге так было бы лучше для всех. Я тогда просто... угас бы. Это не так болезненно.
— Нет! — Она сделала шаг к нему, потом второй. Он выглядел таким... подавленным, — Нет, Мирнин! Вы нам нужны.
Глаз он не открыл, но на губах мелькнула еле заметная усталая улыбка.
— Уверен, ты говоришь искренне, но на самом деле теперь у вас есть то, что вам нужно, Клер. Кровь Бишопа. Пришло время отпустить меня с миром. Мне уже не станет лучше... Слишком поздно.
— Не верю!
На этот раз он распахнул большие темные глаза и с холодной напряженностью вгляделся в ее лицо.
— Вижу, что не веришь. Справедливо или нет — это совсем другой вопрос. Где она?
Он спрашивал об Амелии. Клер оглянулась на Оливера; тот сидел в прежней позе, сгорбившись и явно страдая от боли. Нет, от него помощи ждать не приходится. Она наклонилась совсем близко к Мирнину, хотя сомневалась, что это помешает вампирам услышать ее слова.
— Она... Не знаю. Мы разделились. Последнее, что я видела, — это как она сражается с Бишопом.
Мирнин сел — не тем плавным, хорошо контролируемым движением, которое вампиры, казалось, отрабатывали веками; он вынужден был буквально тащить себя вверх, медленно и мучительно. Смотреть на это было больно. Стремясь помочь, Клер поддержала его за спину. Тело по-прежнему ощущалось холодным, но не мертвым. Разница с трудом поддавалась определению — может, дело было в напрягающихся под кожей живых мышцах.
— Нужно найти ее, — сказал он. — Бишоп не остановится ни перед чем, чтобы схватить ее — если уже этого не сделал. Как только вы сбежали, она наверняка начала отступать. Амелия предпочитает не сражаться в открытую, а вести партизанскую войну. В особенности против своего отца.
— Никуда мы не пойдем, — заявил Оливер, не отнимая рук от лица, — И ты тоже, Мирнин.
— Ты поклялся ей в верности. Ты обязан.
— Покойнице я ничем не обязан, — отрезал Оливер. — И пока не получу доказательств того, что она жива, я не стану жертвовать ни своей жизнью, ни чьей-либо еще, предпринимая бесплодные попытки спасти ее.
Лицо Мирнина исказила презрительная гримаса.
— Ты не изменился.
— И ты тоже, глупец, — пробормотал Оливер, — А теперь заткнись. У меня голова болит.
В черном фартуке ниже колен, Ева за стойкой готовила кофе. Клер устало опустилась на табуретку у стойки.
— Здорово! — сказала она, — Прямо как в старые добрые времена.
Состроив кислую физиономию, Ева с грохотом поставила перед подругой мокко.
— Ох, не напоминай. Хотя, должна признаться, я скучала по Монстру.
— По Монстру?
Ева с нежностью похлопала по боку огромной, блестящей кофемашины.
— Монстр, познакомься с Клер. Клер, представляю тебе Монстра. Вообще-то он милый, но нужно учитывать его настроение.
Клер тоже похлопала по машине.
— Рада тебя видеть, Монстр.
— А это что, синяки? — Ева поймала ее за запястье, — Откуда?
Амелия так стискивала руку Клер, что осталась россыпь слабых голубых пятен; в целом они напоминали примитивную татуировку.
— Не заводись. Никто меня не кусал, ничего такого.
— Хочу и буду заводиться. Пока Майкла здесь нет, я вроде...
— Моей мамочки, да? — Клер тут же пожалела о вырвавшихся словах. И почувствовала укол вины,
