обратил на них внимания. Может, эти туристы тут уже не первый день. Ведь мы приехали в сумерки и могли их вчера не заметить. А может, их поставили поздно ночью, когда мы спали, утомлённые своим путешествием. Что ж, палатки как палатки – обычное зрелище в пору отпусков, нечему удивляться.
К тому же лес поредел, и между стволами вековых деревьев замаячило нечто голубое. «Наверное, небо,- мелькнула догадка,- но в ту же минуту до моих ушей донёсся шум.- Насколько я понимаю, небо не шумит… Любопытно…»
Шум всё усиливался и, проскочив ещё метров двести, я уже не сомневался: Море Моей Жены существует. Лес кончился, и я очутился на широком песчаном пляже. В лучах утреннего солнца песок сиял безупречной белизной. Он сохранял ещё ночную прохладу и был такой мелкий, что ноги уходили в него по щиколотку, словно в порошок.
В голове у меня закружилось, и, чтоб сохранить душевное равновесие, я сделал кувырок и бросился с разбега в воду.
Я совершил далёкий заплыв.
Сам знаю, делать этого не полагается, особенно если купаешься в одиночку и рядом нет никого, кто в случае опасности может прийти на помощь^ Знаю, а вот уплыл.
Когда я был за двести, а может, за триста метров от берега, я вдруг увидел, что поблизости от меня всплывает из моря что-то большое, белое… Это была одна огромная, как бы лоснящаяся продолговатая голова, а на ней маска аквалангиста.
Когда-то, очень давно, один знакомый капитан рассказывал мне о белых акулах, которых считают самыми прожорливыми и кровожадными на свете. Теперь вы понимаете, о чём я тут же подумал.
«Влип,- пронеслось у меня в голове, и я медленно и осторожно стал менять направление, пытаясь направиться к берегу.- Влип. Теперь ничто меня не спасёт!» Я помнил: поблизости от акулы нельзя делать резких движений. Это лишь привлечёт внимание и подтолкнёт хищника к нападению. Всплывшая рядом акула была, как мне показалось, особенно кровожадной. Об этом свидетельствовала маска на морде. Она наверняка сожрала какого-нибудь несчастного аквалангиста и теперь красовалась в маске своей жертвы, похваляясь перед другими акулами.
Я осторожно обернулся. Белое чудище исчезло. Наверняка поднырнула, в глубине она гораздо проворнее, чем на поверхности. Одному только дьяволу ведомо, где она сейчас! Может, подо мной? Может, наблюдает со стороны?..
Я плыл брассом. Это самый спокойный из всех стилей, и он меньше других привлекает внимание акул. Когда плывёшь брассом, то кажется, что двигаешься невзначай, а то и вовсе стоишь на месте, в действительности же расстояние всё сокращается. Берег стал понемногу приближаться. Был, однако, всё ещё очень-очень далеко.
В голову лезли всякие страшные мысли. Тем не менее я старался себя утешить, сохранить как-то остатки самообладания.
«Если она только что съела аквалангиста,- внушал я себе,- значит, она не такая уж голодная. Это даёт мне кое-какой шанс. Прежде чем у неё вновь разыграется аппетит, я ещё доплыву, может быть, до берега. А уж когда ступлю на берег, то акула, пусть даже самая прожорливая, будет только зубами щёлкать, потому что акулы, насколько я понимаю, на пляж не выходят. По крайней мере, такого я не слыхивал…»
В ту же секунду на меня напали сомнения, и я облился холодным потом, чего со стороны, разумеется, никто б не заметил, поскольку холодный пот смешивался с морской водой, в которой, к несчастью, я находился. Я был более чем убеждён, что акула явилась не одна. Эти твари плавают обычно стаями. Ужасно!.. Если эта с маской на морде пока сыта, то другие, должно быть, проголодались. К тому же они завидуют, вероятно, обладательнице маски. Откуда им знать, что маски у меня нету? Голова у меня была всё время над водой и оттуда, снизу, откуда они на меня смотрят, трудно было, конечно, разобраться…
Хотя вода была тёплая, я почувствовал, как по телу прошла ледяная дрожь.
Берег всё приближался. И когда я было уже ободрился, почувствовал надежду на спасение, я вдруг заметил, как огромная туша вынырнула вновь, на этот раз на полпути к берегу.
Всё у меня внутри оборвалось. Отступление отрезано, а плыть в противоположном направлении было чистым безумием. Даже если б я нашёл в себе силы повернуть в открытое море, я б всё равно не знал, куда, собственно, я плыву. Я не имел ни малейшего представления, что это за море, какова его ширина и что находится на том берегу. Одно лишь не вызывало сомнения: в открытом море мне грозили встречи с ещё большим количеством акул.
Молниеносно оценив ситуацию, я принял единственно правильное решение: плыть к берегу, несмотря ни на какие последствия. В конце концов, передо мной была одна-единственная акула, к тому же сытая, что всё-таки имело некоторое значение. Может, удастся проскользнуть рядом? Может, она меня не заметит? Может, разглядит, что маски у меня нету, и махнёт на это дело плавником, даже если она собирает коллекцию масок…
Стараясь казаться как можно спокойнее, я продолжал плыть брассом к берегу. Любопытно, что акула, которая отрезала мне путь, не стремилась навстречу. Напротив, она тоже направлялась к берегу.
«Что ж это ещё за тактика такая?- забеспокоился я.- Уж не собирается ли она напасть на меня в последний момент, когда я буду всего на шаг от спасения? Это было бы так жестоко!»
Я преодолел ещё несколько метров. Белое сверкающее тело было теперь рядом с берегом. В голове у меня мелькнула безумная надежда: «Ещё чуть-чуть – и она сядет на мель! Тогда я обойду её стороной и буду спасён! Спасён!!!»
В самом деле, акула всё более высовывалась из воды, а очутившись на мелком месте, стала вдруг торчком и как ни в чём не бывало вышла на сушу.
Я посмотрел внимательней и понял, что акула – это не акула, а белый, представьте себе, медведь. Нет, вы меня понимаете? Медведь! Именно в тот момент, когда я считал, что на все сто процентов спасся от акулы, передо мной другое кровожадное чудище – белый медведь. Акула опасна только в воде. А этот страшен и в воде и на суше. Что прикажете делать? Оставаться по-прежнему в море или рискнуть выйти на берег?
Медведь отряхнулся, стянул лапой с морды маску и стал прогуливаться по пляжу.
Я решил плыть к берегу, но с тем, чтоб высадиться как можно дальше от чудовища. Едва он двинулся направо, как я тотчас поплыл наискосок налево. Увы, минуту спустя, он повернулся и пошёл налево, и тогда я, само собой разумеется, изменил направление и поплыл, конечно, направо. Так повторялось несколько раз. Наконец он остановился и* наблюдая, как я барахтаюсь в воде, громко крикнул:
– Помочь не надо?
Я оцепенел. Ничего себе помощь, угодить в медвежьи лапы. Впрочем, голос у него был не такой уж противный. В самом деле, ощущалась как бы даже забота о моей особе. Следовало бы что-то ответить, впрочем, я не был уверен, что слова не застрянут у меня в глотке.
– Ннннет, бббболыпое спаааасибо,- выдавил я из себя.
– Я думал, вам дурно,- пояснил медведь.- Вы плыли какими-то странными зигзагами…
– Я ввввсегда ттттак, у меня ттттакой сссстиль.
– А коли так, то не смею беспокоить. Простите великодушно. До свиданья!
Он досуха отряхнулся, махнул на прощание лапой, в которой была зажата маска, и ушёл, покинув меня в воде. Как я трясся, как стучал зубами!
– Ты чего такой бледный?- спросила меня жена, когда я, донельзя взбудораженный и всё ещё мокрый, очутился рядом с палаткой.
– Бледный?- удивился я.- Тебе, наверно, показалось…
– Ничего мне не показалось,- возразила жена решительно.- Я вижу, какой ты бледный.
– Может, это свет так падает мне на лицо. Кажусь бледнее, вот и всё.
– Дело тут вовсе не в свете. Ты бледный. Может, тебе стало дурно в море, а?
– Дурно… Тут и самому здоровому станет дурно…
– Ты что-то скрываешь,- сказала жена, пристально в меня вглядываясь.
Я не знал, что и делать. Рассказать ли всё начистоту, рискуя подвергнуться насмешкам,- ведь не поверит же она в акулу, которая оказалась белым медведем!- или же промолчать, несмотря на опасность. Так как ясно: через какоето время она вновь пожелает искупаться и тогда… Страшно даже подумать!
