сельскохозяйственного предприятия «Тоболях».
Но на четвертую зиму эта удивительная колония бесследно исчезла не только с Хатагай-Хаи, но и вообще с территории бывшего закрытого района. Единственный оставшийся в поселке человек, бывший старатель по фамилии Тараканов, рассказал, что к ним откуда-то пришел какой-то странный старик с длинной седой бородой. Он долго разговаривал с женщинами на непонятном языке, после чего они запрягли оленей в нарты, погрузили на них свои юрты и ушли куда-то вниз по реке. Но перед этим предложили своим мужьям из бывших старателей сделать выбор – уйти с ними или остаться. Остался один Тараканов. Остальных больше никто никогда не видел.
Поселок Красноармеец пустовал недолго. Еще по зимнику туда завезли оборудование, но не промышленное и не геологическое, а какое-то научное, и с наступлением тепла там обосновался, похоже, целый исследовательский институт. Что ученые там искали и что нашли, прежние жители поселка так никогда и не узнали. Как не узнал весь остальной мир о чудесах, происходивших в закрытом северном районе в течение почти двух лет…
Эпилог
В этот год солнце на Кавказском побережье Черного моря жарило со всей мощью, и температура в Сочи в июле ни разу не опустилась ниже тридцати трех градусов в тени. Даже ночи не приносили облегчения, жаром дышали стены домов и расплавившийся за день асфальт, в который тут и там были впечатаны прилипшие подошвы и целые туфли, которые владельцы оказались не в силах оторвать.
Валера Седых уныло плелся за своей счастливой женой, которой в кои веки удалось вытащить мужа в отпуск на море, вместо того чтобы на целые месяцы, да еще зимой, отпускать его в тайгу на охоту. Вот только Валере, не привыкшему к жаре и оттого плохо ее переносящему, такой отдых был совсем не в кайф. Спасение он находил, только зайдя по самую шею в море, где и проводил больше всего времени, пока жена ловила солнечные лучи, покрываясь коричневым южным загаром. Сейчас они направлялись к морскому вокзалу, где их ждал теплоход, отправляющийся на однодневную экскурсию вдоль побережья. В программе экскурсии была объявлена остановка для купания, но до нее надо было еще дожить, а они еще даже не сели на теплоход.
Валера шел, отстав на шаг от жены и проклиная свою горькую долю, когда прямо по курсу перед ним возник человек с очень знакомым лицом. Валера не сразу узнал его лишь потому, что никак не ожидал встретить его здесь, в Сочи. Это был не кто иной, как уникальный специалист, мастер на все руки Володя Леонтьев, которого он не видел с того самого дня, как тот уехал на жительство в предназначенный ему город Канск, что в Красноярском крае. После объятий и хлопанья друг друга по спине, когда выяснилось, что у Володи нет никаких особенных планов и он располагает свободным временем, ему был куплен билет на ту же экскурсию, и через несколько минут все они оказались на борту теплохода.
Валера с Леонтьевым сразу отправились в корабельный бар, где царила приятная кондиционированная прохлада, чем вызвали неудовольствие Валериной жены, но Седых заявил, что экскурсия его ничуть не интересует, и она оставила их в покое, поднявшись на палубу. Посовещавшись, мужчины пришли к общему мнению, что, находясь на Кавказе, пить пиво, даже холодное, будет прямым оскорблением этих мест. Водку, даже ледяную – непростительным извращением. Поэтому заказали бутылку самого лучшего, судя по цене, красного цимлянского вина. Впрочем, вино и на самом деле оказалось очень даже приличным. Посмаковав, выпили по первому бокалу, и Валера спросил:
– Ну, как ты? Где? Чем занимаешься?
– Я в Москве, в одном банке. Обслуживаю компьютеры, пишу программы, в общем, на все руки от скуки.
– Как же ты туда попал из своей Сибири? – удивился Седых.
– Надоело мне там быстро, применения себе не нашел, вот и уехал наобум, в белый свет, как в копеечку.
– А в Москве применение, конечно, нашлось, – улыбнулся Валера, заранее предугадывая ответ.
– В Москве нашлось, – подтвердил Леонтьев. – Сначала кое-как вклинился в банк, обслуживал локальную сеть. Зарплату положили в четыреста долларов. Через два месяца платили уже пять тысяч, через год – семь. А когда меня стали переманивать в другую фирму, еще удвоили…
– Неслабо! – присвистнул Валера. – Я на своем бурстанке намного меньше выгоняю, хотя тоже очень неплохо считается. Слушай, а почему ты все в долларах называешь, а не в рублях!
– Так ведь москвичи давно забыли, что в России собственная валюта имеется, – усмехнулся Володя. – Они все на зеленые рубли считают. Да бог с ними, с москвичами, расскажи лучше, как ты? Видел еще кого- нибудь из наших?
Седых вкратце поведал о своей жизни в алмазном городе Мирном, о Диме Парамонове и Коле Евтушенко, а когда выпили по второму бокалу, перешел к главному.
– А ведь знаешь, – сказал он, с наслаждением подставляя лицо под струю прохлады, веющую из кондиционера, – я прошлым летом побывал в наших местах.
– Да ты что? – удивился Леонтьев. – Давай, рассказывай!
– Взял я отпуск и прилетел в райцентр, – начал рассказ Валера. – Там мне друзья дали катер, загрузился я бензином по самое не могу и отправился вниз по реке.
– И на Красноармейце был?
– Нет, там мне не дали даже к берегу причалить, – грустно ответил Седых. – Только стал подходить, как на берег выскочили какие-то мужики с автоматами, запрещено, кричат, проплывай мимо. Что тут сделаешь? Поплыл я дальше. На Хатагай-Хае вообще пусто, ни одного человека нет, дома стоят без стекол, а некоторые уже и сжег кто-то. Хотел уже назад поворачивать, но потом решил все-таки дойти до Тоболяха – вдруг там повезет.
– И как?
– Повезло. Там-то я и увидел самое удивительное, – сказал Валера и, выдержав некоторую паузу, продолжил: – Еще издали смотрю, а на берегу церковь стоит деревянная, красоты удивительной, и в окружающую красоту точь-в-точь вписалась. Когда только, думаю, построить успели? Но это еще не все. Привязал я катер, вышел на берег, вижу, около церкви стоит бородатый батюшка, с людьми разговаривает. Подхожу ближе и вижу, что лицо у батюшки какое-то знакомое. Пригляделся – Господи Боже! Думаешь, кто это оказался?
– Да не тяни ты резину, рассказывай! – нетерпеливо сказал Леонтьев. – Кто это был?
– Артем Бестужев, вот кто! – торжественно провозгласил Валера.
– Не может быть! – изумленно воскликнул Володя. – Он-то каким образом…
– Может, может… – заверил его Седых. – Он тогда сразу в Москву уехал и в семинарию поступил в Сергиевом Посаде. А когда сан получил, сам попросился на служение в Тоболях. И матушкой у него та самая красавица, Аня Кривошапкина. Теперь, конечно, Бестужева. А детей у них четверо. Старшим уже по семь лет, они у него близнецы, мальчик и девочка, сын четырех лет, и дочка, совсем еще маленькая, уже на Тоболяхе родилась. Им прихожане рядом с церковью новый большой дом построили, так я у Артема целую неделю прожил, никак они с Аней меня отпускать не хотели.
– И как ему там живется? – спросил Леонтьев. – Не скучает?
– Некогда ему скучать. В храме служит, своих детей воспитывает, для чужих воскресную школу организовал. А еще открыл в клубе секцию рукопашного боя, туда почти вся местная молодежь ходит. И, представляешь, учит их летать на дельтаплане, том самом, красном. Когда только он умудрился его с Красноармейца перетащить?
– Ну, дела! – сказал Леонтьев, снова наполняя бокалы.
– Так и это еще не все! – интригующе продолжил Валера. – У Артема дар открылся, людей от пьянства и наркомании лечит. Ему достаточно с любым алкашом пять минут поговорить – и все, на всю жизнь как отрезало. В селе ни одного пьющего не осталось, аборигены своего батюшку вторым после Господа Бога почитают. Откуда ему только алкашей и наркоманов ни везут, всех принимает и денег ни с кого не берет.
– Интересно, откуда у бывшего вояки такой дар прорезался? – покачал головой Леонтьев.
– Говорит, что старик тот, Страгон, научил. Только мне кажется, что такому научить невозможно…
– А еще про кого-нибудь слышал? Про Незванова ничего не известно?
– Так я к этому и веду. До меня в Мирном слухи про него доходили. Срывался он несколько раз, пока его
