воздухе слышались треск радио, гудение моторов, а за цепочным ограждением автостоянки образовалось огненное кольцо. В колышущемся пламени свечей были видны мужские, женские и детские лица.
Не теряя времени, работники похоронной службы быстро погрузили тело Уоддела в катафалк и захлопнули заднюю дверцу фургона.
Я не разобрала, кто-то что-то сказал, и неожиданно через ограду, словно падающие звезды, полетели свечи, мягко приземляясь на дорогу.
— Ненормальные фанатики! — воскликнул Марино. Оранжевые фитильки усеяли асфальт крошечными огоньками. Катафалк стал поспешно выезжать со двора. Мелькали фотовспышки. Я заметила фургончик восьмого телеканала на Мэйн-стрит. Кто-то бежал по тротуару. Полицейские затаптывали свечи, двигаясь к ограждению и требуя очистить территорию.
— Мы не хотим, чтобы здесь возникли какие-нибудь осложнения, — пояснил нам один из офицеров, — если вы, конечно, не желаете просидеть здесь всю ночь взаперти…
— Палачи! — крикнула какая-то женщина. К ней присоединились другие голоса, и множество рук, схватившись за цепочное ограждение, стали его трясти.
Марино торопил меня, подталкивая к моей машине. Толпа скандировала все громче: 'Палачи, палачи, палачи… '
Я возилась с ключами, уронила их, подняла и наконец нашла тот, что нужно.
— Я провожу вас до дома, — сказал Марино.
Я включила обогреватель на всю мощность, но так и не могла согреться. Дважды проверив дверцы, я убедилась в том, что они заперты. Ночь начинала походить на нечто сюрреалистическое странной асимметрией светлых и темных окон и едва уловимым мельканием теней.
Мы пили на кухне скотч, потому что бурбона у меня не оказалось.
— Не понимаю, как вы пьете такую гадость, — проворчал Марино.
— Выберите себе в баре что-нибудь другое на ваш вкус, — предложила я.
— Обойдусь.
Я не совсем представляла себе, с чего начать разговор, а Марино явно не собирался брать инициативу в свои руки. Он был в напряжении, с красным лицом, с прядями влажных седых волос, прилипших к его лысеющей голове, и курил одну сигарету за другой.
— Вы когда-нибудь раньше присутствовали на смертной казни? — спросила я.
— Не было нужды.
— Однако на этот раз вы сами вызвались. Значит, нужда была, и немалая.
— Если сюда добавить лимон и содовую, будет не так противно, честное слово.
— Вы хотите, чтобы я испортила хороший скотч? Пожалуйста, посмотрим, что там у нас есть.
Он подтолкнул стакан ко мне, и я заглянула в холодильник.
— Лимона нет, но есть бутылка лимонного сока. — Я просматривала полки холодильника.
— Замечательно.
Я накапала ему в стакан лимонного сока и добавила швепса. Рассеянно цедя весьма необычный коктейль, он сказал:
— Вы, видимо, не помните, что я вел дело Робин Нейсмит. Я и Сонни Джонс.
— Меня тогда не было.
— Да-да. Забавно, но кажется, вы всегда были здесь. И все же вам ведь известно, что случилось?
Я была помощником главного судмедэксперта округа Дейд, когда убили Робин Нейсмит, и помнила, что читала об этом деле, следила по новостям за ходом расследования и присутствовала на демонстрации диапозитивов по этому делу на одном из совещаний. Бывшая «Мисс Вирджиния» была необыкновенной красавицей и обладала колоритным контральто. Она отличалась фототелегеничностью и обаянием. Ей было всего двадцать семь.
Защита заявила, что Ронни Уоддел проник в квартиру с целью грабежа и Робин просто 'не посчастливилось вернуться домой из аптеки именно в тот момент. По их утверждению, Уоддел не смотрел телевизор и, совершая ограбление, не знал имени и не имел понятия о прекрасном будущем той, кого он так зверски изувечил. Кроме того, настаивала защита, он находился в таком наркотическом опьянении, что не ведал, что творит. Присяжные отклонили ссылку на временную невменяемость и ходатайствовали о смертной казни.
— Я знаю, под каким давлением приходилось ловить убийцу, — сказала я Марино.
— Просто одуреть. У нас был отличный отпечаток. У нас были следы укусов. Трое наших людей денно и нощно работали с архивами. Я даже не знаю, сколько времени я угрохал на это дело. И вдруг мы ловим мерзавца, потому что он разъезжает по Северной Каролине с просроченным свидетельством техосмотра. — Марино немного помолчал, и его взгляд посуровел, когда он заговорил вновь. — Джонса тогда уже не было. Как жаль, что он не видел, как Уоддел получил свое.
— Вы вините Уоддела в том, что случилось с Сонни Джонсом? — спросила я.
— А как вы думаете?
— Думаю, он был близким вашим другом.
— Мы вместе работали в отделе по расследованию убийств, вместе рыбачили, вместе играли в шары.
— Я понимаю, вы тяжело переживали его смерть.
— Да, ведь это дело его и угробило. Только работа, без сна и покоя, он почти не бывал дома, ну и с женой, естественно, все было ни к черту. Он часто повторял, что у него больше нет сил, а потом вообще перестал мне что-либо говорить. И как-то ночью взял пистолет да и покончил с жизнью.
— Простите, — тихо сказала я, — но не думаю, что в этом виноват Уоддел.
— Я должен был свести счеты.
— И теперь, когда вы видели смертную казнь, вы считаете, что они сведены?
Марино сразу не ответил. С каменным лицом он уставился в противоположную стенку кухни. Я наблюдала, как он курил, допивая свой напиток.
— Позвольте, я налью вам еще?
— Да, пожалуй.
Поднявшись, я вновь стала готовить ему похожую смесь, думая о том, сколько несправедливости и потерь пришлось пережить Марино, чтобы стать таким, каким он был. Его безрадостное детство прошло в неспокойной части Нью-Джерси, и в нем основательно укоренилось чувство недоверия ко всем, кто оказался удачливее. Не так давно от него ушла тридцатилетняя жена, и у него был сын, о котором, казалось, никто ничего не знал. Несмотря на преданность порядку и закону и отличный послужной список, блестящая карьера не была заложена в его генетическом коде. Сама судьба уготовила ему трудный путь. Я боялась, что в конце него Марино ожидали не мудрость и умиротворение, а расплаты. Он постоянно был на что-то зол.
— Позвольте задать вам один вопрос, док, — обратился он ко мне, когда я вернулась к столу. — Какие бы чувства вы испытали, если бы поймали тех скотов, что убили Марка?
Я не ожидала такого вопроса. Мне не хотелось думать о тех людях.
— Разве где-то в глубине души вам не захотелось бы увидеть, как повесят этих сволочей? Или, — продолжал он, — вступить в спецкоманду для расстрела, чтобы самолично нажать на курок?
Марк погиб при взрыве бомбы, оказавшейся в урне лондонского Викторианского вокзала и сработавшей именно в тот момент, когда ему случилось проходить мимо. Испытанные мною горе и потрясение были настолько велики, что я и не думала о мести.
— На мой взгляд, бессмысленно смотреть, как будут казнить группу террористов, — сказала я.
Марино пристально посмотрел на меня.
— Что ж, это вполне в вашем духе. Вы бы сделали им бесплатное вскрытие, если бы это оказалось в ваших силах. Вы бы с удовольствием разрезали их живьем, не торопясь. Я не рассказывал вам, что случилось с семьей Робин Нейсмит?
Я потянулась за своим скотчем.
— Ее отец был врачом в Северной Вирджинии, замечательный человек, — начал он. — Через шесть месяцев после суда он слег от рака и пару месяцев спустя умер. Робин была единственным ребенком. Мать
