переезжает в Техас, попадает в автокатастрофу и теперь передвигается на инвалидной коляске, живя лишь воспоминаниями. Уоддел сгубил всю семью Робин Нейсмит. Люди гибли от одного соприкосновения с ним.
Я думала о выросшем на ферме Уодделе, в памяти проплывали его размышления. Я представляла его сидящим на крыльце, жующим помидор с привкусом солнца. Я пыталась представить, какие мысли пронеслись у него в голове в последнюю секунду его жизни. Прочел ли он молитву?
Марино затушил сигарету и, видимо, собрался уходить.
— Вы знаете детектива Трента из Энрико? — спросила я.
— Джо Трент. Был в «К-Девять» и, получив сержанта пару месяцев назад, стал сыщиком. Несколько суетной, но ничего.
— Он звонил мне по поводу мальчика… Марино оборвал меня.
— Эдди Хита?
— Не знаю, как его зовут.
— Тринадцатилетний подросток, белый. Мы занимаемся этим. «Лакиз», в центре города.
— 'Лакиз'?
— Ночной магазинчик, возле которого его в последний раз видели. Это неподалеку от Чемберлен- авеню, Нортсайд. И что же Трент от вас хотел? — Марино нахмурился. — Прослышал, что Хит может не выкарабкаться, и решил заблаговременно с вами договориться?
— Он хочет, чтобы я взглянула на необычные раны, похожие на садистские увечья.
— Господи. Как же меня бесит, когда страдают дети. — Отодвинув свой стул, Марино потер виски. — Проклятье. Не успеешь отделаться от одной твари, как тут же ей на смену является другая.
После ухода Марино я села на каменную плиту камина и смотрела, как там мерцают угли. Я чувствовала усталость и какую-то бесконечную тоску, которую была не в силах прогнать. Смерть Марка оставила у меня в душе рубец. Я вдруг неожиданно осознала, насколько сильна была моя любовь к нему.
В последний раз я видела его в тот день, когда он улетал в Лондон, и, прежде чем он поехал в аэропорт, мы успели наскоро пообедать где-то в центре города. Из последних проведенных вместе с ним минут я отчетливо запомнила, как мы оба посмотрели на свои часы, когда на небе вдруг сгустились тучи и по окну, возле которого мы сидели, потекли первые капли дождя. У него на подбородке была маленькая царапинка — порез от бритья, — и потом, вспоминая его лицо, я неизменно видела его с этой ранкой, и почему-то от этой детали у меня как-то особенно щемило сердце.
Он умер в феврале, когда война в Персидском заливе подходила к концу, и оставил мне вечную боль. Я продала свой дом и переехала на новое место. Но, покинув родные края, я ничего не добилась, лишь потеряла окружавшие меня растения и хороших соседей. Обустройство на новом месте, перепланировка сада только усугубили мой стресс. За что бы я ни бралась, везде возникали какие-то трудности, на которые у меня не хватало времени, и я представляла Марка, качающего головой.
«Как такой рассудительный человек может…» — сказал бы он с улыбкой.
«А что бы сделал ты?» — в свою очередь мысленно спрашивала я его ночами, когда мне порой не удавалось уснуть. «Как, черт возьми, поступил бы ты сейчас, здесь, на моем месте?»
Вернувшись на кухню, я сполоснула свой стакан и пошла в кабинет узнать, что ожидало меня на автоответчике. Звонили несколько репортеров, мама и Люси, моя племянница. Трижды просто клали трубку.
Мне бы очень хотелось, чтобы мой телефон нигде не значился, однако это невозможно. Полиция, адвокатура, четыреста или около того судмедэкспертов по всему штату — все могли вполне законно звонить мне в нерабочее время. Чтобы хоть как-то отгородиться от подобных вторжений в личную жизнь, я прибегала к помощи автоответчика, и все, кто звонил с угрозами или оскорблениями, рисковали быть вычисленными по определителю номера.
Нажав кнопку, я стала просматривать номера, появляющиеся на узеньком экранчике. Дойдя до тех трех звонков, я оказалась в полнейшем недоумении и растерянности. Номер телефона был мне теперь знаком. Он появлялся на моем экране уже несколько раз за последнюю неделю, и звонивший неизменно клал трубку, не оставляя никаких сообщений. В свое время я пробовала звонить по этому телефону, с тем, чтобы узнать, кто это, но там раздавался лишь пиликающий сигнал, похожий на факс или компьютер. Кому и зачем понадобилось трижды звонить мне в промежутке от десяти двадцати до одиннадцати вечера, пока я ожидала доставки тела Уоддела в морг. Компьютерные телефонные звонки не повторяются с такой частотой и в такой поздний час, а в случае неправильного номера кто-то уже давно должен был бы узнать об ошибке.
За то короткое время, что оставалось до утра, я просыпалась несколько раз. От каждого едва различимого скрипа или шороха в доме у меня начинало учащенно биться сердце. Красные огоньки на контрольной панели сигнализации, висевшей напротив кровати, зловеще мерцали, и, когда я поворачивалась или поправляла постель, сенсорное устройство, которое я не включала, когда находилась дома, беззвучно наблюдало за мной своими ярко-красными глазками. Мне снились странные сны. В половине шестого я включила свет и стала одеваться.
Еще не рассвело, и, когда я ехала в офис, на улицах было очень мало машин. Пустынная автостоянка за воротами оказалась усеянной маленькими восковыми свечками, которые зажигаются на вечерах моравских братьев и прочих религиозных праздниках. Однако на этот раз ими воспользовались для протеста. Несколько часов назад они были оружием. Поднявшись наверх, я приготовила кофе и начала просматривать оставленные мне Филдингом бумаги. Мне было интересно, что оказалось в конверте, найденном мною в заднем кармане Уоддела. Я ожидала увидеть нечто поэтическое, или очередные размышления, или письмо его духовника.
Но то, что я обнаружила, и то, что Уоддел считал «сугубо конфиденциальным» и просил захоронить вместе с ним, оказалось квитанциями об оплате. Как ни странно, пять из них свидетельствовали о плате за телефонные услуги и три — за еду, включая ужин с жареным цыпленком, заказанный в «Шониз» двумя неделями раньше.
Глава 2
Детектив Джо Трент выглядел бы весьма молодо, если бы не борода и не редеющие светлые волосы, в которые уже вкралась седина. Он был высоким, подтянутым, в плаще с поясом на талии и в начищенных ботинках. Нервно моргая, он пожал мне руку и повел на тротуар перед входом в центр скорой помощи. Я заметила, что он был встревожен делом Эдди Хита.
— Не возражаете, если мы минутку поговорим здесь? — спросил он, выдыхая морозный пар. — С глазу на глаз.
Поежившись, я прижала локти, и в этот момент со склона неподалеку от нас со страшным шумом взлетел вертолет медицинской службы. Луна напоминала ледышку, тающую на фоне синевато-серого неба. Машины на стоянках были грязными от дорожной соли и холодных зимних дождей. Неприветливое бесцветное раннее утро с резким порывистым ветром ощущалось мною еще острее из-за приведшей меня сюда причины. Не думаю, что мне стало бы тепло, окажись я сейчас под ярким солнцем в сорокаградусную жару.
— Дела действительно плохи, доктор Скарпетта. — Он моргнул. — Думаю, вы согласитесь со мной, что не следует разглашать подробности.
— Что вы можете рассказать мне про мальчика? — спросила я.
— Я поговорил с семьей и еще с некоторыми людьми, знавшими его. Насколько могу судить, Эдди Хит самый обыкновенный парень — увлекался спортом, разносил газеты, никаких неприятностей с полицией у него никогда не было. Его отец работает в телефонной компании, мать занимается шитьем. Вчера вечером миссис Хит понадобилась грибная подливка для запеканки на ужин, и она попросила Эдди сбегать в магазинчик «Лакиз».
— Магазин далеко от их дома? — спросила я.
