– Что? Что с ним?
– Снаружи он остался… – Это Гриша. – Снаружи.
– А мы где? – Сергей напрягся, сел. Правый бок словно огнем жгло.
– Осторожно. Тебе по ребрам досталось…
– Гриша… – Сергей осторожно попытался вдохнуть. Получилось. – Гриша…
– Ну, чего?
– А ты с каких пор разговорился-то?
– С вами не то, что разговаривать… С вами слепой прозреет… – проворчал Гриша, осторожно высматривая что-то в амбразуру.
– А серьезно? Чего молчал-то?
– Чего молчал… А чего базарить? Все в порядке было. Вот и молчал.
– А сейчас?
– А сейчас херово все, чувак. Попадалово сплошное. Так хоть потрепаться, перед смертью.
– Так плохо? А где Михалыч?
– Контузило тебя, чувак. – Гриша сплюнул. – В натуре контузило. Снаружи остался Михалыч. Вот и хер весь.
Сергей осмотрелся.
Он сидел на краю лежака, внутри дома. Дверь была забаррикадирована. Около узких бойниц стояли немногие уцелевшие. Петр Фадеевич с перевязанной головой, Гриша и Маша. Отец Федор прикипел к маленькому окошку под самой крышей. Неподалеку от печки на кровати лежал Василь Кулебякин, его широко открытые глаза смотрели в потолок. «Умер», – опустошенно подумал Сергей, но в этот момент Василь моргнул. Кулебякин был жив. Но он медленно и тяжело умирал, сжавшись, сцепив зубы, чтобы ни стоном, ни лишним жестом не выдать той боли, которую испытывал.
– Что значит остался снаружи? – Сергей никак не мог восстановить последовательность событий. – Меня по голове ударили, что ли?
– Не то слово, – ответил Гриша. – Крепко приложили.
– Да скажи ты ему, – подал голос Петр Фадеевич от своего окошка. Он стоял, хмуро глядя наружу и опираясь на ружье. Сергей обратил внимание, что приклад оружия расколот. – Тянешь, тянешь…
Гриша вздохнул.
– В общем, там такая давка пошла. Я так и не понял, откуда те ребята выскочили во вторую линию… Не понял и все. – Гриша развел руками. – Те, кто сумел, сюда отошли. Петр кричал, мол, назад, в дом, в дом, мол… А Михалыч там и еще этот… Ему еще руку подстрелили.
– Малашкин…
– Наверное. А Рогаткин, кажется, слег. Он как раз там, ну, помнишь, в проеме стоял и стрелял. Когда ворота вспыхнули. Клево ушел мужик. По-настоящему. Кстати, я так и не врубился, с чего ворота загорелись. Как это вы ухитрились?
– Озаботились, – проворчал Петр Фадеевич. – Заранее.
– Я едва не обделался, в натуре. Как полыхнуло!
Петр Фадеевич крякнул.
– Слушай… Ты когда молчал… Как-то спокойней было, честное слово.
Гриша не обиделся. Только кивнул и пояснил севшим внезапно голосом:
– Волнуюсь я… Словесный понос. Извини.
Петр Фадеевич махнул, ладно, мол.
Стало тихо, только огонь потрескивал в печи.
Где-то наверху, по специальной площадке, осторожно ходил отец Федор.
Сергей поднялся на ноги и, покачиваясь, добрался до ближайшей бойницы. Выглянул. Темнота. Острый запах дыма. Он внезапно сообразил, что раньше этих амбразур не было. «Как же так? – нахмурился Сергей. – Не мог же я настолько все пропустить…» Но потом он увидел на полу, у стены, сваленные в кучу ставни и все понял. Неведомые создатели крепости предусмотрели многое.
Рядом оказался Петр Фадеевич. Протянул помповое ружье.
– Справишься, если что?
– Справлюсь, – Сергей повесил оружие на плечо.
– Там все заряжено по полной, только стреляй. Картечь… Разлет широкий.
– Хорошо. – Сергей понял, что не верит в реальность происходящего. Все вокруг казалось дурным, страшным сном. В котором он застрял надолго. Может быть, навсегда.
«Я умру тут, – вдруг понял Сергей. – И не проснусь».
– Ну и ладно… – прошептал он.
Петр Фадеевич понял его слова по-своему.
