что нравится или не нравится ее господину, — явно не была удивлена; напротив, она давно уже заметила, что супруг княгини кривится каждый раз, услышав «ваше высочество».
— Но в таком случае как нам следует обращаться к вашему… — Она не договорила, слегка прикусив губу.
— Все равно, придумайте что-нибудь подходящее для предводителя пиратского флота. Я никакой не князь и никогда им не был, а агарского княжества не будет уже через несколько месяцев… Где княжна?
Следуя некоей странной логике, властитель острова отрицал собственный титул и вместе с тем без каких-либо усилий даровал его приемной дочери. Впрочем, ей это подходило — по крайней мере, когда она пребывала в Ахелии, а не на борту корабля. Рожденная и воспитанная в прекрасном, полном старых традиций доме, она разговаривала с произношением высокородной гаррийки, что порой выглядело смешно в сочетании с низкопробным языком матросов.
— Направилась к себе.
Раладан вышел.
Ридарета — когда она вообще находилась в крепости, что случалось редко, — имела в своем распоряжении две комнатки на самом верху. Вскарабкавшись по крутой узкой лестнице — поскольку «дворец» был все же частью оборонительного сооружения, которое в любой момент могло вновь исполнять свои первоначальные функции. — Раладан без какого-либо предупреждения открыл маленькую, окованную посеребренным железом дверь. Княжна, как обычно, сидела перед зеркалом, вернее, перед тремя зеркалами, из которых два боковых крепились к среднему на петлях. Любование собственной прелестью являлось излюбленным занятием, неспособным наскучить одноглазой красавице, черты и формы которой казались просто… неестественными. Ибо и в самом деле ее красота лишь в ничтожной степени была творением природы и наследием родителей. Агарский князь помнил тот день, когда увидел Ридарету впервые: симпатичную стройную девушку с пышными волосами и грудью умеренной величины… Женщина, на которую он сейчас смотрел, имела с той мало общего. И не потому, что прошло полтора десятка лет…
— О, Раладан, — сказала она отражению в зеркале. — Я как раз собиралась идти к тебе.
— Я велел предупредить о твоем возвращении.
Она встала и, когда он подошел, крепко обняла его за шею.
— Мне ее не хватает, — сказала она, уткнувшись носом в плечо опекуна. — Не могу прийти в себя после похорон. Я думала, что ее не люблю, а тем временем… я в ней нуждалась.
— Вот именно. В ней нуждались все, каждый на этих двух островах. И все вскоре убедятся, насколько сильно.
Он чувствовал себя крайне подавленным и не скрывал этого. Но плакать старый пират, похоже, просто не умел.
Слегка коснувшись ее виска, он бесцеремонно уселся на разбросанную постель. Княжна никогда ничего не убирала и даже не приказывала убирать прислуге, которая в ее отсутствие, конечно, делала все что положено, но достаточно было нескольких мгновений, чтобы прекрасная Рида снова превратила свою спальню в свалку. Ее корабли выглядели точно так же, и Раладан не мог этого вынести. На судах, которыми командовала его дочь, он попросту не бывал; лишь однажды он ступил на палубу «Гнилого трупа», ибо никак иначе не мог вернуться домой. Он предпочел бы возвращаться вплавь, но было слишком далеко.
— Ну вот, Рида, ты стала княгиней.
— Об этом не может быть и речи, — не задумываясь, ответила она, будто ожидала подобных слов. — Во-первых, наследник — Невин.
— Ему шесть лет.
— Семь.
— Ну да, ему семь лет. Даже если бы было так, как ты говоришь… А это не так, ибо давно уже известно, кто займет…
— Тра-ля-ля. Известно, неизвестно…
— Ты сама охотно именовала себя наследницей трона.
— Потому что это красиво звучит, — сказала она. — Ты князь этих островов, а после тебя — твой сын. Потом дочь. Я бессмертная и еще успею.
— Я тоже долговечный, Рида. Во всяком случае, я… не старею, — напомнил он.
— Тебя убьют в какой-нибудь драке. Я подожду.
— Ты прекрасно знаешь, что я не буду тут сидеть и править.
— Тогда сделай регентом Бохеда или другого офицера с «Делары», — посоветовала она, снова устраиваясь перед зеркалом и принимаясь расчесывать гребнем распущенные волосы. — Или повара из дворца — все равно он не умеет готовить. У тебя здесь сын и дочь, и ты им нужен сейчас больше чем когда-либо. Эти дети ни в чем не виноваты. Я люблю их.
— Они ни в чем не виноваты и потому не заслуживают постоянного пребывания рядом с отцом, который их терпит при условии, что видит их раз в три месяца или еще реже.
— Не надо было спать с Алидой. Детей приносит не аист, это даже я знаю.
— Сейчас я тебя ударю, Рида.
— Ну так ударь, — безразлично буркнула она, наклоняясь к зеркалу так, что чуть не коснулась его лбом, и внимательно разглядывая кончик носа. — В первый раз, что ли? И не в последний. Бей меня, когда я этого заслуживаю, а если нет, то тоже бей. Я люблю тебя, отец, — заявила она, поворачиваясь и положив руку на подлокотник кресла, а подбородок на ладонь.
Она почти никогда так к нему не обращалась. Может быть, три раза за всю жизнь.
— Я красивая? — Ридарета снова повернулась к зеркалу.
— Ты знаешь, что да.
— Но очень красивая? Может, будь у меня светлые волосы… Наверное, я могу сделать так, чтобы они посветлели, — решила она, дотрагиваясь до носа и слегка задирая его вверх.
Раладан качал головой, уставившись в стену.
— Она никому не сказала, — помолчав, проговорил он. — Она никому не признавалась, что больна. Она построила здесь настоящее государство, построила из ничего и крепко держала его в руках… Никто здесь ничего без нее не сможет сделать. Она чего-то хотела достичь, к чему-то стремилась, но к чему?
— Ты знаешь.
— Скорее только представляю. Весьма туманно.
— Она говорила тебе обо всех своих планах.
— Да, но я никогда не слушал. Разве что если она приказывала «сделай то-то или то-то». Теперь мы остались одни и даже не знаем… Даже не знаем, кто должен заняться детьми. Неудавшийся отец или приемная сестра? Ни один из них? А может быть, оба?
— Отец, — сказала она. — Ты знаешь, что так будет, просто хочешь еще немного подергаться. Ну так подергайся. Но я вскоре отправляюсь в плавание.
Симпатичные невольницы попрятались по углам. Они были подарком от великого воина и вместе с тем дартанского богача, который не мог больше их держать у себя и потому отправил на далекие Агары, к друзьям, которые когда-то оказали ему гостеприимство. В невольничьих хозяйствах таких девушек называли невольницами первого сорта, обычно же просто «жемчужинками» — это были необработанные или плохо обработанные алмазы, которые не могли сравниться с самыми дорогими драгоценностями. Но хоть они и не обладали их блеском, но не имели и явных недостатков и стоили очень, очень дорого. Достаточно дорого, чтобы являться по каждому кивку и даже мановению ресниц того, кто был их владельцем.
Ее высочество Риолата Ридарета не могла найти ни одной, хотя в доме их обитало целых семь.
Присутствие княжны во дворце считалось чем-то вроде морового поветрия — либо стихийного бедствия, которое нужно как-то переждать. Невольницы ее ненавидели, вольнонаемных же слуг во дворцах вообще бы не было, если бы Риди жила здесь постоянно, — не существовало таких денег, которые заставили бы людей работать в столь проклятом месте. Ни для кого у нее не находилось даже тени доброго слова, она любила только Раладана, безразлично относилась к детям и по необходимости терпела княгиню Алиду. Кроме того — но это уже не касалось дворцов, — она браталась с командами своих кораблей. Она была ведьмой, каких свет не видел ни до, ни после нее, к тому же ведьмой сумасшедшей. Она могла высморкаться на стену и избить за это прислугу до крови, хуже того — могла заметить испачканную стену
