Над столом вращался белоснежный, с синеватым отливом, как бы сделанный из ваты шар. Вращение сопровождалось потоком искр, исходивших из шара с потрескиванием точно из Лейденской банки. Вдруг все угасло. Слышалось шуршание бумаги, падение на стол какого–то предмета. Чуть дыша, все оставались на своих местах. Ричард первый пришел в себя, бросился к столу и увидел лежавшую на нем пачку бумаг.
Он бегом вернулся к лампе и наклонился к рукописи, почерк которой был ему знаком.
– Это сообщение Альмерис! – радостно вскричал он.
Нежный, как жалоба эоловой арфы, звук нарушил молчание, воцарившееся после слов Ричарда. Среди комнаты появилась прозрачная тень, имевшая вид живой женщины, одетой в белые одежды и окруженной, как плащом, длинными золотистыми волосами.
– Я свободна! До свидания в нашем общем отечестве! – прозвучал слабый и глухой голос.
Видение улыбнулось и сделало рукой прощальный знак. Затем, тихо колеблясь, поднялось и, казалось, расплылось в воздухе.
Несколько часов спустя, когда все немного успокоились, Ричард взял связку бумаг и прерывавшимся голосом прочел подробный рассказ о смерти Эриксо и о последней сцене между ней и Аменхотепом, которые мы уже поведали читателю.
Прошло полтора года со времени описанных нами событий. Мы находим Ричарда и профессора в замке Леербах, куда барон удалился после смерти тестя, последовавшей от апоплексического удара. Оба они сидели перед большим бюро, на котором стоял сфинкс, а по бокам его портреты Альмерис и Эриксо.
Барон сильно постарел. Серебряные нити пестрили его черные волосы, а на лице лежал отпечаток глубокой и мрачной грусти. Очевидно, необыкновенное приключение, героем которого он был, оставило глубокие следы как в его душе, так и на его теле.
В эту минуту он задумчиво перелистывал большой том в роскошном переплете, на котором золотыми буквами было напечатано: «Тайны пирамиды в Гизе».
– А все–таки, Ричард, я думаю, что мы глупо поступили, напечатав наши приключения: никто нам не поверит, – заметил профессор.
– Все равно! Ведь уже в стольких вещах сомневались, которые впоследствии оказывались истинами! – с улыбкой ответил барон. – Ведь и Галилею не верили. Я следую его примеру и говорю – «Epur si muove!».
