Когда с мытьем было покончено и я, с устроенной в деревянных лубках рукой, в красивой белой кружевной ночной рубашке, лежала в постели, в комнату вошел Князь. В его руках было блюдо с огромными красными блестящими яблоками. Он выбрал самое большое и круглое и протянул мне.
Я улыбнулась, полюбовалась немного спелым фруктом, а потом вгрызлась в него со всем пылом голодного ребенка. Брызнул сок, я облизала его розовым язычком. Князь усмехнулся, а я рассмеялась. Наверное, смех мой ему очень понравился. Потому что он смотрел на меня с такой нежностью, что я смутилась.
Дождавшись, пока я догрызла яблоко и потянулась за следующим, он перехватил мою руку и тихонько сжал. Глаза его вдруг стали очень серьезными.
— Мири, — он помолчал, словно взвешивая еще раз то, что собирался мне рассказать, потом сам себе кивнул и продолжил. — Мири. К сожалению, я принес тебе очень плохие вести. Хуже, наверное, ты никогда больше не узнаешь. По-крайней мере, я очень на это надеюсь.
Я вздрогнула. Сердечко мое сжалось, сделало остановку и снова заколотилось с бешеной скоростью. Я совершено ясно поняла, что он собирается мне рассказать. Мои глаза широко распахнулись. Яблоко выпало из моей руки, и я рванулась к Князю и вцепилась в его тунику. Он крепко обнял меня и прижал к себе, укачивая. Я рыдала у него на груди, а он молча давал мне выплакаться. Просто сжимал меня и укачивал. Я не знаю, сколько прошло времени. Я плакала и плакала и все не могла остановиться.
— Мири, — наконец прервал молчание Князь. — Я прочитал в твоей головке, что случилось с тобой сегодня, и тут же послал своих людей. Ян погиб в той деревне. Он сразу же попал в засаду. Замок ваш захвачен и сожжен. Никого не осталось, малышка. Никого.
— Нет! Нет… — хрипела я в мокрую от моих слез тунику. — Я не верю. Не верю!
Сердце мое не хотело верить тому, что уже принял разум. Я осталась совсем одна. Одна на всем белом свете.
Вскоре я устала от слез и затихла. Князь уложил меня, укрыл двумя одеялами, подоткнул со всех сторон. Наверное, так обо мне заботилась только мама, которую я почти не помнила. Меня сотрясал озноб. Я лежала с открытыми глазами и смотрела на алевшее на белом покрывале яблоко. Смотрела и не могла оторвать глаз. А Князь сидел рядом и гладил мои рассыпавшиеся по подушке волосы…
Я не заметила, как допила все вино. Люциан все так же расслабленно сидел, не сводя с меня глаз, и медленно потягивал свою порцию. Я отвела взгляд от яблок и захлопнула свое сознание. Точка. Дверь в прошлое закрыта, пока я не останусь наедине со своими мыслями.
— Ты хоть понимаешь, к чему мог привести ваш безумный рейд?
Он ожидал пространного ответа или это был риторический вопрос? Видимо, последнее. Потому что говорить я все еще не могла. Я решила изображать полное неведение и невинность и слегка пожала плечами. Но я прекрасно знала, что невинным внешним видом Люциана не обмануть. Он играл доброго копа, а я — простого статиста. Он наверняка уже вытащил из Джека все, что хотел выяснить. Подтверждение ему не было нужно. Или было?
— Ну хорошо, Гвин, будем считать, что ты просто жертва обстоятельств.
Он впервые обратился ко мне по имени. И было странно слышать из его уст именно это имя, а не то, другое.
— Гвин — это от Гвинерва? А Джек — Ланцелот? — правая бровь насмешливо приподнялась.
Нет, любимый, Ланцелот — это ты, а Князь — Король Артур.
Я покачала головой.
— Ладно, пусть будет Гвин, — согласился Люциан и текучим движением поднялся с кресла. Я аж загляделась, когда он прошелся по комнате. — Итак, Гвин. Твой муж организовал заговор против Арки. Ты понимаешь, что это означает?
О да. Я понимала. Предательство. А за предательство приговор один — смерть без суда и следствия. И тут же отметила: Джек признался, что я ему не просто подружка. Значит, язык ему таки развязали. Интересно, что еще Джек рассказал. Хотя нет, о чем это я? Наверняка у Арки были на нас заведены личные дела. А в них все данные о нас и всех наших близких. С их-то возможностями и технологиями? Отпечатки наших пальцев, сканирование сетчатки — и вся информация получена. Тут даже не нужно никакое дознание… Видимо, у меня просто помутился рассудок.
— Ты же приняла непосредственное участие в этой акции, — продолжал Люциан, все так же прошагиваясь перед моим диваном, туда-сюда, туда-сюда. — Какова была твоя роль? Приманка? Отвлекающий фактор для охраны? Но неужели вы так наивны, что решили, будто система безопасности Арки состоит только из технологии и людей?
Блин. Я вообще не знала, что это — Арка, когда шла с ребятами «на дело». И тут же мелькнула мысль, что криминальный жаргончик для меня слишком быстро становится привычным.
— Соучастники преступления такого рода караются равнозначно, как и непосредственные организаторы и исполнители. У меня есть право покарать всю вашу группу. Ты это понимаешь?
Это я тоже прекрасно понимала. Но мне было неясно одно: какого хрена он мне все это объясняет, а не пристрелит на месте. Или не убьет любыми другими способами, которые ему так приятны. Неужели Джек не выдал ему всю группу?
Что-то мелькало в голове. Какая-то деталь. Я напряглась. Я должна, должна вспомнить, что он говорил, когда пришел сюда. И я вспомнила. Он сказал, что Джек устойчив к ментальному воздействию. Вот оно! И это я сделала. Я! Теперь Джек скорее умрет под пытками, чем выдаст всех своих людей. И в его сознание Люциан войти до конца не сможет. Любые глубинные попытки заблокировала я. Так же, как заблокировала сейчас свои собственные воспоминания. И снять блок смогу тоже только я.
Внезапно я испугалась и мгновенно взмокла. Черт! Черт! Черт! И Люциан знал, что это моя работа. И мою реакцию он тоже заметил. Я так расслабилась, что даже не попыталась ее скрыть. И невинность мне изображать больше не имело смысла. Как же я сглупила! Ведь знала же, знала, чего добивается этот изверг с внешностью Бога.
Люциан стремительно шагнул ко мне. Его руки легли по обеим сторонам от моей головы. Я отклонилась назад. Голова моя уперлась в мягкую спинку дивана. Дальше деваться было некуда.
— Я мог бы отвести тебя в комнату для допросов. Там очень хорошее освещение, похожее на ультрафиолет. Синее, слегка мерцающее. Если пробыть там больше пятнадцати минут, человеческий организм переходит в состояние, которое можно назвать одним словом: стресс. Потом наступает депрессия, потом паника. А потом человек сходит с ума.
Представляю, каково оказаться там обычному человеку. Но я не обычная. Однако Люциан об этом не знает. Он убежден, что я экстрасенс. А экстрасенс — всего-навсего простой человек, пусть даже и с некоторыми способностями.
А вообще приятно, что ограничения этого мира уменьшили силу Люциана. По крайней мере, мне казалось, что уменьшили. Иначе он бы так со мной не церемонился. Или нет? Ужас снова затопил меня и заставил замереть сердце. Или он все еще играет со мной в кошки-мышки, или скрывает, кто он — ото всех. Нет, скорее второе. Скрывает. Играет тут свою роль. Как и я. Как и все мы, пришедшие извне.
— Перестань хлопать глазищами, девчонка, — Люциан прищурился, и тут же исчез добрый коп.
Словно кто-то провел ладонью перед его лицом, и оно внезапно засветилось. Истончилось. О Господи! Я таким его никогда не видела.
Он выпрямился передо мной и стал будто еще выше ростом. Хотя куда уж выше. Он и так был гораздо выше всех, кого я знала. Поток обжигающе ледяного воздуха плеснул на меня от него. Глаза его стали еще светлее. Замораживающие. Хрустально-ледяные. Я отвернулась. Но в тот же миг сияющая рука схватила меня за подбородок и сжала.
— Смотреть в глаза! — приказал он.
Все волоски на моем теле встали дыбом. Его прикосновение обжигало и парализовывало. Я не могла даже шевельнуться под его взглядом. Не могла вздохнуть. Я почувствовала, как замедляет движение мое сердце. То, что давало мне жизнь — душа — вздрогнуло и забилось в тонких стенках моего тела.
Вторая рука Люциана медленно поднялась и, распахнув мой халат, замерла над грудью. И вот я ощутила, как эта рука коснулась моего сердца, там, внутри, и легонько погладила. Я завизжала от ужаса. Но вслух не издала ни звука. Это было очень неприятное ощущение. Будто он без единого касания держал в
