бросай мать совсем, приглашай ее к себе почаще и приезжай к ней сам, когда сможешь.
– Конечно, я так и буду делать. И вот еще что. Спасибо тебе, отец, за то, что ты помог мне преодолеть все трудности.
Ему не нужно было объяснять, какие трудности, а Дэниелу не нужно было спрашивать. Оба они знали.
Развернувшись, Дэниел зашагал к Стивену.
– Все в порядке. Ты опять меня убедил. Ты не только в бильярд хорошо играешь, но и умеешь разговаривать с людьми. Будь по-твоему. Иди к себе наверх, а я скажу, чтобы Лили поднялась к тебе.
– Не нужно, папа, не нужно. – Джо обнял Стивена за плечи. – У нас тут возник один спор. Стивен защищает „Сандерлэнд', а я – „Ньюкасл'. Ты слышал что-нибудь подобное? Пошли, давай обсудим. – И с этими словами братья вышли из комнаты.
Теперь, когда Дон и его отец были предоставлены сами себе и у них появилась возможность поговорить наедине, казалось, что они исчерпали все темы для разговора. Наконец Дон спросил:
– Сыграем, папа? У нас есть пятнадцать минут. Наши гости всегда приезжают секунда в секунду, и никогда раньше.
– Нет, Дон, спасибо. Я лучше проберусь на кухню и узнаю у Мэгги, может ли она отправить что-нибудь наверх до начала обеда. – Дэниел повернулся и вышел из комнаты.
За дверью, обитой сукном, располагались лабиринты кухни. В свое время Дэниел обновил весь ее интерьер, оставив лишь древнюю плиту с духовками, которые до сих пор использовались для выпечки прекрасного хлеба. Это была очень приятная кухня: длинный деревянный стол, полка с дельфтским фаянсом, напротив – буфет, двойная раковина, широкое окно, из которого была видна конюшня. Имелась там и кладовая с мраморными полками. Дверь из нее вела в деревянный амбар, а затем к застекленной террасе, где хранились верхняя одежда и обувь.
На кухне царила суматоха. Мэгги Догерти, женщина тридцати семи лет, украшала уже готовый торт разрезанными пополам ягодами клубники и вишнями. Она взглянула на Дэниела и улыбнулась:
– Гости скоро будут здесь.
– Да, скоро… С виду торт отличный. Надеюсь, что и на вкус он так же хорош.
– Еще бы, ведь он сверху донизу пропитан хересом.
– Но мы же не скажем об этом Мадж Престон?
– Скажи ей, что это кулинарный херес. Это ведь совсем другое дело.
– А будет ли сегодня утка?
– Да, с апельсиновой начинкой и всяким таким.
– А суп какой?
– Вишисуаз.
– Да? Этим можно похвастаться.
– И еще креветки.
– Бетти Боубент останется довольна.
Он немного постоял, глядя на то, как Мэгги доводит свой торт до совершенства, и сказал:
– Сегодня я отправил Стивена наверх. С ним не все было в порядке. Проследишь, чтобы он перекусил?
Мэгги подняла глаза.
– Зачем ты все время хочешь выставлять его напоказ, одному Богу известно. Ему же невыносимо тяжело с посторонними. Как ты можешь так поступать?
– Мэгги, мы все уже обсуждали. Это ему только на пользу.
Торт был готов. Мэгги взяла со стола влажную салфетку и вытерла руки.
– Мэгги, ради всего святого, не выводи меня из себя, – тихо проговорил Дэниел. – Сегодня и без того трудный день. Я только что вышел еще из одной битвы.
Она опять посмотрела на него. Взгляд ее смягчился.
– Тебе виднее.
Мэгги повернулась и позвала молодую женщину, только что вошедшую на кухню:
– Пэгги, накрой поднос для господина Стивена и отнеси наверх. Ты знаешь, что он любит. Кстати, все ли готово для обеда?
– Да, миссис Догерти, – ответила Пэгги Дэниш. – Лили только что подала на стол главное блюдо. Выглядит замечательно.
– Пойду-ка я проверю это сама. – Мэгги улыбнулась девушке, сняла белый передник и, пригладив волосы, вышла из комнаты. Дэниел последовал за ней. В проходе они вдруг остановились.
Мэгги нельзя было назвать ни дурнушкой, ни красавицей, но лицо ее прямо-таки лучилось мягкой добротой. Дэниел взглянул на Мэгги и сказал:
– Извини меня. От всего сердца прошу, извини.
– Не глупи. Я ждала очень долго и не стыжусь говорить это.
