сутуловатый парень со смущенной улыбкой. Никаких признаков избыточного веса, никаких намеков на привычную хамоватость в физиономии… А Дос? Не верю глазам! На месте мокрушника-рецидивиста со стальным взглядом – пацан лет пятнадцати не больше! И ловко же он водил нас за нос!
Странно. Неужели кроме меня никто не заметил? Все смотрят не на Доса, а куда-то в другую сторону… Я поворачиваюсь – что же там такое, еще более невероятное?
И от изумления у меня начисто перехватывает дух:
– Ви… Ви… Ви…?!
– Леня, у тебя не только дип-склероз, но и заикание? – насмешливо уточняет Вика, откинувшись на спинку кресла. Того самого, где раньше с каменной рожей восседал громила Череп.
– Так это… Это была ты?!! Всё время?!!
– А что ты хотел? Чтобы я отпустила тебя одного в
Я сердито хмурюсь. Выставила меня перед ребятами в идиотском виде!
– Друзья мои, – ласково говорит Писатель, взглянув на циферблат часов, – По моему, вам пора отдохнуть. Как ни как, столько времени в
– Погодите, мы ведь еще не обсудили детали, – спохватывается Падла.
– Не сразу, – качает головой Литератор, – Силы вам еще понадобятся. Завтра. И послезавтра. И целую вечность, – он улыбается, – Поверьте, вечность вполне доступная и приятная штука.
В это мгновенье в нем есть что-то от Будды.
– Только не забывайте о том, что
А сейчас он неуловимо смахивает на Чингисхана.
Писатель кивает нам на прощанье, а девчушка хлопает в ладоши и…
Радужный калейдоскоп перед глазами.
Я стащил шлем. На экране – привычная дип-заставка: густая синь с фигуркой человека. Раньше мне казалось – он падает… Нет, все таки – летит!
Маньяк, сидевший рядом, широко зевнул и выключил ноутбук:
– А ведь уже темнеет…
И в правду, за окном вечерело. На потускневшем небе загорались звезды.
Мы с Шуркой переглянулись и, не сговариваясь, отправились на кухню – сделать по глотку пива. Хотя и не первосортного, но зато составляющего такой же неотъемлемый элемент реальности, как и вечерний город за окном. Мы молча пили и с каждым холодным, горьковатым глотком расколотый мир обретал единство и гармонию. Сквозь призрачные дворцы Диптауна вырастали башни Кремля, и нарисованные бездонные ущелья вдруг просвечивали асфальтом московских улиц.
Это было странное чувство. Наверно такое же испытывают изгнанники, возвращаясь на Родину. Сколько я был в изгнании? Года два, наверное… Как говорилось в старом фильме: это от милиции не убежишь, а от себя – запросто! Два года я был в бегах и бедная Вика вполне могла бы оклеить город объявлениями: „Пропал человек!“
Что изменилось?
Мы прошли „Лабиринт“. Прошли вместе, сквозь страх и боль к надежде… Правда, настоящую боль довелось испытать не мне, а Маньяку и Падле. Девчушка постаралась… Тьфу ты, что из неё будет, когда она вырастет? В
Только много ли может изменить один день, много ли стоит надежда? Нет, врешь Писатель, не простая это программка, далеко не простая… И девчушка твоя, виртуальное чудо семи лет от роду, только кажется наивной.
Я вздрогнул – распахнулась входная дверь. Знакомые шаги. Вика вернулась.
– Ну, мне пора, – вдруг заторопился Маньяк.
На прощанье он вежливо поцеловал ей руку, а мне подмигнул загадочно:
– Только не слишком растрачивай силы, дайвер…
Дверь захлопнулась и мы с Викой остались наедине.
Разве что, компьютер, третьим лишним, все еще гудел в углу встроенным вентилятором и любопытно таращился зрачком монитора. Я нажал кнопку, экран погас. Теперь мы действительно одни…
Обернувшись к Вике, я заглянул в её глаза и вдруг понял, что всё мое недавнее раздражение куда-то улетучилось. Господи, какой же я был болван! Занудный болван! Я передернул плечами от отвращения к самому себе. И вместо резких слов, раньше готовых сорваться с языка, произнёс со смущенной улыбкой:
– Старуха с запиской, это ведь тоже была ты?
Она кивнула, насмешливо щурясь:
– Иногда ты удивительно предсказуем, Леня. Во всяком случае, маршрут к ближайшему магазину у тебя не менялся года два.
– Просто я очень целеустремленный человек.
– Да уж, – сказала Вика, окидывая взглядом батарею пустых бутылок.
Я обнял её:
– А тебе не было страшно, там в Лабиринте?
– Иногда, – вздохнула Вика, опуская глаза.
– Зачем же ты пошла, глупая? Ведь это могло быть опасно.
– А что поделаешь, если с тобой можно видеться только в
Я поцеловал её в губы.
– Вика, Вика… Ты – моя
Спустя три часа, в полумраке спальни, я шепнул:
– Знаешь, милая… По-моему, мой дип-склероз проходит.
Она тихо засмеялась.
Впереди была целая вечность.
