— Все! Все! Кончили базар! — прикрикнул Генка и снова взялся за калькулятор. — Значит, так, сто девяносто две монеты по девять граммов. Следовательно, общий вес нашего клада...
— Тысяча семьсот двадцать восемь грамм, — тихо сказал Михаил и чихнул.
— Точно! — удивился Генка. — Ну, ты даешь! Идем дальше. Один грамм золота по госцене — сорок три рэ...
— Семьдесят четыре тысячи триста четыре рубля, — сказал Михаил.
Генка глянул на калькулятор и воскликнул:
— Вот это цирк! А разделить на три?
— Двадцать четыре тысячи семьсот шестьдесят восемь рублей.
Генка лихорадочно защелкал клавишами калькулятора, и на маленьком световом табло появились цифры — 24 768.
— Давно это с тобой? — спросил Петрович.
— С детства, — скромно ответил Михаил
— «Все могут короли, все могут короли...» — запел Генка. — Куплю «Волгу», видеосистему!..
— А я кооператив однокомнатный, — сказал Михаил. — Дров не нужно, вода горячая.
— Бери трехкомнатную, — закричал Генка.
— Одинокому трехкомнатную не дадут, — сказал Михаил и опечалился. Но не потому, что не дадут трехкомнатную, а оттого, что одинокий.
Петрович допил чай и обстоятельно утер рукавом рот:
— Стойте. Я чего-то никак врубиться не могу. Что у вас в итоге-то получилось?
— Без малого по двадцать пять тысяч на брата, — улыбнулся Михаил.
— Это как минимум, Петрович! — в восторге зашептал Генка. — А если подключить к этому нескольких зубных техников, можно взять вдвое больше. Получится куча денег!
— Сейчас я вам эту кучу несколько иначе раскассирую, — пообещал Петрович. — Про зубных техников, Генка, ты сразу забудь. Это раз. Второе: мы сейчас соберем всю эту шелупонь, — Петрович показал на грязную кучку золота, — и законно сдадим ее в государственную казну. А потом будем ждать награды — двадцать пять процентов от стоимости клада. Ну-ка, Мишаня, прикинь, по скольку на нос?
Михаил поднял глаза к серому дождливому небу, подумал и выдал:
— По шесть тысяч сто девяносто два рубля шестьдесят три с дробями копейки...
— Вот видишь, Генка, даже с дробями! — с удовольствием сказал Петрович. — Очень даже неплохо! А иначе возьмут тебя за шкирятник, и «До свиданья, мама, не горюй...», а там — до встречи через пять лет.
Михаил грустно оглядел яму.
— Уродовались, уродовались... Жизнью рисковали, — потерянно произнес Генка и потрогал вспухшую губу. — «Волгу», дурак, хотел купить...
— «Запорожец» купишь, — успокоил его Петрович.
— Видал я его в гробу и в белых тапочках!
— Ну, «Жигули».
— На «жигуль» теперь не хватит.
— На «жигуль» я тебе из своих добавлю. Без процентов, с рассрочкой на пятнадцать лет. Устраивает?
— Вам же это невыгодно.
— Это мне куда выгоднее, чем потом тебе пять лет передачи носить. Михаил, цепляй трос к Генкиной лайбе. И по очереди друг дружку вытащим...
Все три самосвала стояли на твердом грейдере. Михаил отцеплял буксировочный трос, Петрович отверткой соскребал с сапог налипшую грязь, а Генка бережно прижимал к груди старый китайский термос Петровича.
Генка уже оправился от потрясения, вызванного суровой необходимостью соблюдения социалистической законности, и теперь прочно взял нить разговора в свои руки:
— Итак, золото поедет с Петровичем. Петрович участник войны. Он точно знает, как нужно вести себя в боевой обстановке, а обстановка должна быть максимально приближена к боевой. Мы с Михаилом сопровождаем этот ценный груз на своих тачках, тщательно оберегая Петровича и его машину от любой нештатной ситуации.
— Это еще что такое? — спросил Михаил.
— Что угодно! Поломка, наезд на препятствие, столкновение...
— Типун тебе на язык... — Петрович суеверно трижды сплюнул.
— Петрович, вы гарантированы, что вам навстречу не попадется какой-нибудь колхозник на своем «газоне»? Он вопреки указу о мерах борьбы с этим делом, — Генка пощелкал себя по воротнику, — с вечера сильно набрался, а утром опохмелиться негде. Представляете, в каком состоянии он будет?! Опохмелиться же негде.
— Что ты... Кошмар! — проговорил Михаил. — Вот я про себя скажу...
— Погоди, — сказал Петрович. — Где золото, черт бы его побрал? Вы его в яме-то не оставили?
— Золото здесь, и я вам его торжественно вручаю при свидетелях! — Генка протянул Петровичу термос.
Петрович чуть не лопнул от возмущения и злости:
— Ты что же наделал? Чего ж ты мне термос изгадил! Не мог в тряпку какую-нибудь завернуть! Вот я тебе...
Генка отскочил на безопасное расстояние и нагло сказал:
— Спокуха, Петрович. Только без рукоприкладства, потому что впоследствии это может быть неверно истолковано соответствующими органами. Вы не трясите его, как грушу, и ничего с вашим термосом не случится. Зато никому в голову не придет, что золото в термосе.
— А кого бояться-то? — спросил Михаил.
— Не скажи. — Генка зловеще понизил голос. — Я в одном заграничном фильме видел подобную историйку. Там все это кончилось кроваво.
— Да что ты. — Михаил испуганно огляделся.
— Вот именно. Поэтому двигаться по шоссе мы будем так...
Надо сказать, это было красиво! По пустынной дороге сквозь нескончаемый дождь мчались, занимая всю проезжую часть, борт о борт, три самосвала, фары их горели средь бела дня тревожно-торжественным дальним светом. Они летели вперед навстречу своему законному счастью.
Районные городки замечательны тем, что все их управленческие органы обычно сосредоточены в одном месте. Как правило, главная улица такого городка вспухает небольшой чистенькой площадью, где райком партии стоит бок о бок с исполкомом; прокуратура соседствует с райсобесом; ЗАГС примыкает к районному отделению милиции, а сберкасса и почта традиционно сосуществуют под одной крышей. Любую жгучую проблему районной важности можно разрешить буквально не сходя с места.
Три самосвала, заляпанные грязью, влетели на площадь райцентра, с ходу развернулись, сдали назад и почти одновременно затормозили напротив стоянки служебных машин.
Генка, Петрович и Михаил выпрыгнули из кабин. Через площадь протянулись невидимые враждебные нити. Местные шоферы смотрели недобрым, настороженным взглядом.
Михаил достал из кабины тяжеленный разводной ключ и демонстративно засунул его за голенище. Петрович крепче прижал к груди термос. Генка презрительно оглядел строй надраенных машин и на глазах у всех стал стаскивать с себя свои огромные сапоги.
Учрежденческие шоферы переглянулись с ухмылкой, дескать, «деревня-матушка». Однако когда Генка размотал портянки и под ними оказались роскошные «адидасы», шоферы легковых машин откровенно сглотнули слюну зависти.
— Кончай возиться, — нервно сказал Петрович Генке.
Генка выпрямился, бросил сапоги в кабину и, придав своему голосу максимально легкомысленный оттенок, спросил:
— Что, действительно идем отдавать наше золотишко?
Петрович посмотрел на него таким взглядом, что Генка тут же отступил:
