Вдруг одна из старушек восторженно взвизгнула, вскочила со своего места и зааплодировала, тыча сухоньким пальчиком в окно. Все туристы посмотрели в окно и тут же потребовали остановить автобус.
Девушка глянула в окно и сказала водителю тусклым голосом:
— Остановите на минутку.
Водитель затормозил. Двери «Икаруса» распахнулись, и шустрая гурьба иностранцев высыпала на твердую русскую землю.
Внизу, на узенькой полоске суши, где стоял мотоцикл Михаила, валялись разбросанные одежды наших героев... А сами они — Петрович в пестрых трикотажных кальсонах, Генка в белоснежных трусах и Михаил в черных сатиновых «семейных» трусах — бултыхались в ледяной воде.
Двое из них поочередно скрывались под водой на время, недоступное нормальному человеку, а третий плавал на поверхности, не спуская глаз с мотоцикла, на котором стоял термос с вымытым золотом.
Закутанные в шубки и теплые куртки экспансивные старички, стоя на краю обрыва, кричали: «Браво!», «Фантистик!», «Оля-ля!..» Стрекотали любительские кинокамеры.
Переводчица бесстрастным голосом давала пояснения:
— Еще в глубокой древности в Советском Союзе... Простите, в России существовал народный обычай — купание в проруби. Происходило это в дни зимних престольных праздников. Купание в ледяной воде всегда символизировало могучий физический потенциал и неукротимость русского народа. Сегодня же у нас в России... Простите, в Советском Союзе этот обычай принял цивилизованный спортивный характер. Клубы так называемых «моржей» разбросаны по всей нашей стране. Мы с вами наблюдаем одну из плановых тренировок спортсменов при подготовке к зимнему сезону. Недалек тот день...
Но тут из-под толщи воды вынырнул окоченевший Петрович, победно потряс кулаком в серое дождливое небо и заорал:
— Нашел, мать его в бога, в душу так!!!
Сверху обрушились бурные аплодисменты. Один аккуратненький старичок прослезился и сказал своей пестро одетой старушке:
— Да... Этот народ непобедим!
Стуча зубами, дрожа от холода, Михаил, Генка и Петрович подъезжали на мотоцикле к ювелирному магазину «Сапфир». Генка выглянул из-за плеча Михаила и вдруг закричал:
— Глядите! Глядите! Она уезжает!..
До магазина «Сапфир» оставалось совсем немного, когда все трое увидели, как директорша магазина садится в черную «Волгу» и отбывает в неизвестном направлении.
— Гони, Мишка! Все штрафы плачу из своей доли! — закричал Петрович шальным голосом и от возбуждения чуть не выпал из коляски.
Мотоцикл взревел, мигом настиг «Волгу» и поехал впритирку с ней всего лишь в нескольких сантиметрах.
— Товарищ директор, мы его вымыли! — кричал Генка, чуть ли не всовываясь внутрь «Волги» и стараясь говорить вежливо. — Как вы сказали, так мы и сделали!
— А вы уезжаете! Совесть есть?! — орал Петрович.
— Нехорошо, — укоризненно сипел Михаил.
Шофер «Волги» испуганно косился на мотоцикл с тремя отчаянными седоками в одинаковых оранжевых шлемах.
— Немедленно оставьте нас в покое! — грозно распорядилась директорша. — Я еду на срочное совещание в облторг.
— Вы у нас примите золотишко и потом поезжайте хоть в Сочи! — елейно уговаривал ее Генка.
— Просто наглость! Я должна все бросить и заниматься только вами и вашим золотом!
— Это государственное золото! — заорал Петрович. — Было бы оно наше — хрен бы я с тобой разговаривал!..
— Потрудитесь выбирать выражения! — возмутилась директорша.
— Он как раз и выбирает. А то б вы такое услышали, — ласково сказал Генка.
Словно сиамские близнецы, «Волга» и мотоцикл мчались по городу вопреки всем правилам дорожного движения. Встречные машины в панике сворачивали в ближайшие переулки.
— Не, мужики, на нее надо в Москву написать, — просипел Михаил.
— Что же это за бандитизм?! — испугалась директорша. — Чуть что, сразу в Москву! Приезжайте в начале будущего месяца, создадим комиссию... В этом месяце у нас план по товарообороту уже выполнен, а в следующем месяце...
— В следующем месяце мы, может быть, вообще уже в тюрьме сидеть будем! — выкрикнул Генка.
— Вот там вам и место, — обрадовалась директорша.
— Ох, был бы я сейчас на танке! — мечтательно простонал Петрович.
Директорша тихо сказала своему водителю:
— Только посмотрите на эти ужасные лица. Такими типами должен заниматься по меньшей мере Комитет государственной безопасности...
Но тут мотоцикл начал терять скорость и, проехав немного, остановился.
— Горючее кончилось, — виновато просипел Михаил.
В поселке Прохоровском темной ночью светилось только одно окно, в кухне Петровича. Мотоцикл Михаила был прикован к дереву цепью с большим замком.
В кухне Ксения Мухаммедовна с Верой мыли и перетирали посуду. На столе стоял старый китайский термос. Рядом, на небольшом керамическом блюдце с казахским орнаментом, лежали сто девяносто две золотые монеты.
На разные голоса храпели в соседней комнате наши герои.
Ксения Мухаммедовна негромко рассказывала Вере:
— Приехали грязные, злые, замерзшие... Мы, говорят, теперь одним делом повязаны, и пока все не выяснится, будем жить вместе, на казарменном положении. Я говорю — живите, мне-то что. А как увидела, что мой перед сном этот термос под подушку пихает, так сразу поняла — или с ума сбрендил, или еще чего хуже. Дождалась, когда они все задрыхли, термос потихоньку вытащила, и вот... пожалуйста!
Вера горестно покачала головой и сказала:
— Ну откуда?! Откуда у простого советского человека может быть столько золота?! Ведь потом всю жизнь жалеть будут.
— Уже жалеют, — сказала Ксения Мухаммедовна. — Как я поняла из их намеков, они с утречка собирались по начальству идти — сознаваться. Все спорили, с кого начать. Мой-то партийный, так он уговаривал прямо в райком податься, а Генка твой просил райком напоследок оставить. Дескать, когда уже деваться будет некуда. А сначала, говорил, надо в исполком и прокуратуру...
— Господи, спаси и помилуй. А Мишка?
— Мишка все помалкивал. Ты ж его знаешь.
— Знаю, — всхлипнула Вера. — Я на него с детства глаза пялила.
— Интересно, и на сколько же их могут засадить за это?
— Если нет жертв...
— Сомневаюсь, — сказала Ксения Мухаммедовна. — Это вряд ли. Мой Петрович ужас какой здоровый! Вот ему шестьдесят, а он ведь, совестно сказать, ко мне по этой самой части каждый день претензии имеет!..
— Да что ты... — с нескрываемой завистью сказала Вера.
Ксения Мухаммедовна ногой прикрыла кухонную дверь, взяла баян, осторожно тронула пальцами клавиши и негромко запела старую известную песню: «Тюрьма Таганская — все ночи, полные огня, тюрьма Таганская, зачем сгубила ты меня?.. Тюрьма Таганская — я твой бессменный арестант, погибли юность и талант в стенах твоих...»
Рано утром Генка, Михаил и Петрович ехали на мотоцикле. Навстречу им показались четыре груженых самосвала из их конторы. Самосвалы посигналили светом и притормозили. Остановился и мотоцикл.
— Ну как, ребята, сдали? — спросили водители. Генка одной рукой ткнул Михаила в спину, второй ущипнул Петровича.
