телефон. Каролина припарковала автомобиль очень небрежно, но переставлять его было некогда. Каролина даже не заперла его, а сразу подбежала к входной двери. Несколько раз надавив на кнопку звонка, она схватилась за дверной молоточек.
— Подождите! — крикнул Фемур из глубины дома совершенно трезвым голосом.
Слава Богу, подумала Каролина и стала ждать. Она прождала целых пять минут, каждую секунду надеясь, что Фемур вот-вот откроет. Наконец в коридоре раздались шаги, и входная дверь отворилась. Фемур выглядел трезвым как стеклышко и почти счастливым.
— Келли? — удивился он. — Что случилось?
— С тобой все в порядке, Уилл?
— Да. А что?
— Тебе потребовалось пять минут, чтобы открыть дверь.
— Так долго? Прости. — Его улыбка была ослепительна, а глаза сверкали, как бриллианты. — Сью звонила. Она возвращается домой.
— Отлично. Только сейчас нам с тобой придется снова съездить к Кракенфилдам. Объясню по дороге. Я поведу.
Каролина вдруг поняла, какие важные у Фемура новости, и не пожалела времени, чтобы как следует ему улыбнуться.
— Я очень рада, Уилл, что Сью возвращается. Давай я расскажу тебе, что узнала сегодня утром.
Она кое-как дождалась, пока Фемур наденет туфли и закроет в доме все окна, которые он открыл после утомительно жаркого дня. Наконец он был готов. Сев в автомобиль, они направились в сторону Пимлико, и только тогда Каролина смогла начать свой рассказ.
— Значит, ты думаешь, — сказал Фемур, дослушав ее торопливое повествование, — Кракенфилд мог заказать убийство Чейза после того, как его сын умер от передозировки? Отомстил тому, кто пристрастил его к наркотикам?
— Вот именно. Судя по записям Стива Оулера, он всю жизнь прослужил в армии и до сих пор имеет связи в своем полку. Он запросто мог выяснить имена рядовых, которые после службы скатились на дно, и заказать одному из них убийство Чейза.
— Что ж, и так бывает, — согласился Фемур. — Да, вполне возможно. Придется все проверить.
К тому времени, когда они припарковались у дома Кракенфилдов, часы показывали почти десять вечера. Фемур позволил Каролине первой подняться на крыльцо. Дверь открыла миссис Кракенфилд. Она выглядела такой же элегантной, хотя и более утомленной, чем в первый их приезд. На ней было строгое черное платье с рукавами три четверти и нитка жемчуга на шее. Миссис Кракенфилд узнала поздних гостей и сдержанно улыбнулась им.
— Я очень рада, сержант Лайалт. Только не могло бы ваше дело подождать до завтра? У нас с мужем сегодня гостят родственники. Мы как раз ужинаем. Вот-вот приступим к пудингу.
— Мне очень жаль вас беспокоить, миссис Кракенфилд, — сказала Каролина. — Нам надо срочно побеседовать с вашим мужем. Это не займет много времени, но нам нужно поговорить именно сегодня. Прямо сейчас. Может, вы подадите гостям пудинг, а ваш супруг встретится с нами где-нибудь в другой комнате?
— Кто там, Маргарет? — требовательно спросил звучный мужской голос.
— Дорогой, — позвала его миссис Кракенфилд, отвернувшись от Каролины и Фемура в глубь дома, — ты не мог бы подойти сюда на секунду?
Из-за спины миссис Кракенфилд появился мужчина одного с ней роста, но несравненно шире в плечах. Он вытирал губы большой белой салфеткой. Миссис Кракенфилд слабо улыбнулась полицейским и оставила их с мужем. Фемур и Каролина молча наблюдали, как она прошла по коридору, погладив мимоходом мужа по руке, и скрылась в комнате, из которой он появился.
— Итак, в чем тут дело? — недовольно буркнул мистер Кракенфилд.
Каролина представилась и, как обычно, показала свое удостоверение.
— Неужели нас недостаточно мучили? Мой сын мертв и похоронен. Вся эта ужасная история закончена. Не могли бы вы оставить нас наконец в покое?
— Наш визит не имеет ничего общего со смертью вашего сына, — сказала Каролина не совсем искренне. — Вы нас не впустите в дом? Мы хотим задать пару вопросов. Я думаю, в кабинете будет удобно.
Фемур поднялся вслед за Каролиной на верхнюю ступеньку. Иногда при желании он умел выглядеть очень убедительно. К счастью, сегодня он выглядел именно так. Каролина еще никогда не видела его таким внушительным. Бригадный генерал Кракенфилд сдался и отступил в сторону, пропуская полицейских в дом.
Его кабинет располагался недалеко от входной двери, в небольшой комнатке, которую в таких домах чаше всего превращали в ванную. У окна красовался большой письменный стол, а две стены были полностью заставлены книжными шкафами. В кабинете держался стойкий запах трубочного табака, хотя в остальном доме пахло только цветами и мастикой для натирки полов.
Перед столом стоял вращающийся стул, а в углу комнаты — кресло с подлокотниками, обитое бархатом. Больше ничего.
Мистер Кракенфилд сел за стол и повернулся на стуле лицом к полицейским. Фемур жестом велел Каролине садиться в кресло, а сам встал возле двери, опершись плечом о книжный шкаф. Каролина открыла рот, чтобы начать разговор, но поймала взгляд Фемура и замолчала, позволив ему самому вести беседу.
Надо признать, говорил он отлично. Четко и без лишних эмоций описал обстоятельства смерти Малкольма Чейза, а затем изложил все, что они успели выяснить об отношениях убитого с семьей Кракенфилдов.
Бригадный генерал сидел очень прямо и внимательно слушал. Когда Фемур закончил свою речь, Кракенфилд достал из кармана пиджака курительную трубку и привычно стиснул в кулаке деревянный чубук. Ни набить трубку, ни закурить ее генерал не попытался.
— Отлично излагаете, главный инспектор, и все-таки я не понимаю, зачем вы приехали к нам в дом и прервали праздничный ужин? Только затем, чтобы все это мне рассказать?
— Мы обязаны поговорить со всеми, кто может иметь хоть какое-то отношение к гибели мистера Чейза, — сказал Фемур.
Каролина подумала, что неразумно делать подобное заявление так рано. Генерал приоткрыл рот и ошеломленно уставился на полицейских.
— Не говорите ерунды, — проговорил он наконец. — Неужели вы думаете, что если бы мне захотелось отомстить тому человеку за все беды, которые он принес моей семье, то я бы его убил?
— А разве нет?
— Господи! Ну конечно, нет! Подумайте сами, Фемур. Стоило мне поднять телефонную трубку и поговорить с Центральным советом, как Чейза вычеркнули бы из партийных списков. Стоило поговорить с кем-нибудь из журналистов, которые рыскали тут толпами после смерти нашего сына, и первые страницы всех газет кричали бы о том, каким лицемерным подлецом был Малкольм Чейз. Бога ради, с какой стати мне желать его смерти?!
— Я бы сказал, у вас была масса причин. Если бы вы действовали по тем сценариям, которые только что описали, ваша семья тоже попала бы на первые полосы газет, а имя сына оказалось бы опорочено еще сильнее.
— Имя моего сына нельзя было опорочить еще сильнее, — сказал Кракенфилд тихо, но с невероятной горечью в голосе. — Он не участвовал в общественной жизни и почти двадцать лет нигде не работал. Я сам в отставке. Моя дочь живет за сотни миль отсюда и носит фамилию мужа. Никто бы из нас не пострадал, если бы правда вдруг открылась.
Кракенфилд посмотрел на свою трубку и протер ее носовым платком. Когда он снова поднял глаза, Каролина заметила, что они стали еще тоскливее, чем прежде.
— Это самое худшее и, надеюсь, самое последнее унижение, которое Генри навлек на мою голову. Надо же… Полиция пришла в наш дом и обвинила меня в убийстве.
