– Люся, Люся, – разозлилась та, – умные нашлись, да?! Говорят о каких-то детях… Мама дорогая! Кошелева! Так это ты станешь мамой?!
– Наконец-то, – улыбнулась Светлана, – до тебя, Малкина, как до жирафа доходит.
– Как ты это поняла? – встрепенулась Люся. – Ах да, эти дела. А почему девочка? Я бы, к примеру, хотела мальчика, девочка у меня уже есть, – она забрала щенка у подруги.
– Мама говорит, когда она была беременна мной, то ее мучил токсикоз в полдень. Всех нормальных беременных он мучает по утрам, а ее всегда в обед. Как меня, помучает, помучает и отпускает.
– Может, – продолжала не верить Люся, – это просто кишечные колики? Ты же про пиццу говорила.
– Не может, – вздохнула подруга, – есть и другие признаки, на которые я только сейчас обратила внимание.
– Какие? – заинтересованно спросила Люся, сунув щенка в руки Федора.
– Люся, – вновь укорил ее тот.
– Хорошо, хорошо, об этом потом. Давайте сейчас обсудим, как мы станем воспитывать нашу девочку! – Люся засуетилась, приказала Светлане не вставать лишний раз, мало ли чего бывает, и занялась приготовлением стола.
Светлана, которая озвучила свою заветную мечту, поражалась собственному спокойствию и умиротворению. Все, чего она хотела, судьба послала ей прямо в руки. Она хотела того единственного, человека, который станет ее любить просто так, потому что она есть на белом свете, и получила его. Пусть этот маленький человечек будет девочкой, это лучше, чем мальчик, они быстрее найдут общий язык и станут подругами. Правда, придется что-то придумать дочке про отца, который героически погиб во льдах Средиземного моря. Ах, она все-таки не умеет лгать! С морем оплошала. Пусть он погибнет, покоряя Арктику. Нет, на самом деле пусть он живет очень долго.
Светлана желает ему счастья, она ни за что не признается, какой подарок он оставил ей после своего ухода. Ни за что. Она одна воспитает дочь, да что там одна! Вон какие у нее прекрасные друзья! Что случись, они часа через два прибегут на помощь, если о ней вообще не забудут, как забыл он. А вот она ничего не забудет. Ни единой минуты их совместной жизни, когда он был в полном беспамятстве и не ведал, что творил. Что же рассказать дочке? Истинную правду? Такую?!
Об этом обязательно нужно подумать завтра. А сегодня за накрытым столом в компании друзей можно распить бутылочку шампанского…
– Только я пить не буду! – заявила Светлана. – Мне нельзя, да к тому же скоро придет доктор. Я не знаю, что ему говорить, все так неожиданно разрешилось.
– Скажи ему правду, что ты беременна, – посоветовала Люся, нарезая колбасу. – На беременных, как и на сумасшедших, обижаться за ложный вызов нельзя. А если не признаешься, то он тебя оштрафует. Говорят, они штрафуют за каждый ложный вызов, а нам сейчас деньги будут нужны – на витамины, на профилактику…
В дверь позвонили. Светлана встала и принялась одергивать блузку.
– Выпяти живот, – шикнула на нее подруга, собираясь открывать, – или подложи туда подушку! – Она взяла диванную подушку и кинула Светлане.
Федор, памятуя о разодранных штанах, схватил на всякий случай Пятихатку на руки.
– Ой, – как художественно орала Малкина в коридоре, впуская в квартиру врача, было слышно даже у стола. – Светлана-то у нас беременная! Ой! Мама дорогая!
– Беременная?! – раздался голос врача, который тут же показался в комнате. – Светлана, ты беременна?! – орал Бекрушев, пронзая ее страшным взглядом.
– Федот, да не тот, – развела руками Люська, выглядывая из-за его плеча. – В смысле врач не тот.
– Ага! – прищурился Бекрушев. – Ты ждала другого! Того этого, самого которого?!
– Никого я не ждала, кроме тебя! – призналась Светлана, которой жутко не хотелось с ним объясняться в таком тоне.
– Ага! – не унимался Бекрушев, вытаскивая подушку у нее из-под блузки. – Беременна! Кого ты хотела обмануть?! – Он кинул подушку Люське и схватил Светлану за плечи.
– Ты здесь совершенно ни при чем, – выдавила из себя Светлана, чувствуя, что сейчас расплачется, как последняя дура. Как и все беременные, она стала жутко сентиментальной и обидчивой. – Тебя, во всяком случае, я обманывать не собиралась! – выкрикнула она и, испугавшись, что разрыдается, выбежала из квартиры.
– Нет, мужик, – не выдержал Федор, – ну, ты дурак! Она и в самом деле ждет ребенка!
– В самом деле? Да, я дурак! – Бекрушев выбежал в коридор и изумленно уставился на свою фотографию, висевшую на входной двери. – Это что еще такое?!
– Портрет любимого человека, между прочим! – крикнула ему вслед Люська.
– Меня что, переехало асфальтоукладчиком?
– И мало было бы, – язвительно изрекла та. – Я бы тебя четвертовала!
Из густых сумерек воскресного вечера показались три качающиеся на ветру фигуры. Две из них обнимали и прижимали к себе третью. Но это был не любовный треугольник. Это были Петрович со Степанычем, они волокли очередного неадекватно соображающего товарища в сторону дома, где проживала Светлана.
– Во! Гляди! – кривой палец указал в сторону парочки, целующейся у подъезда. – Наш Бекхем! Обнимается со своей. Я ее знаю, она на девятом этаже проживает. А ты говорил: не туда доставили Бекхема, не туда доставили… В самую точку попали! Доставили прямо по месту назначения, как ценную бандероль. – И он обратился к неадекватному товарищу: – Так, значит, ты у нас…
– Ик… Ар…
– Икар ты наш, доставим в лучшем виде! У нас на третьем этаже Верка холостякует…
