– Не волнуйтесь, чучела совершенно здоровы, – сказал Купцов. – Есть документ...
– Точно здоровы? – нахмурился Туровский и нагнулся к ежам. – Так, что это?
Он взял пластмассовый шарик, отдаленно напоминающий ежа.
– Еж обыкновенный из семейства млекопитающих отряда насекомоядных, длина его тела может достигать тридцати сантиметров, активно поедает насекомых, лягушек, изредка змей, – залепетал Аркадий Аркадьевич, протирая очки, подслеповатые глаза и смутно понимая, что экспонат далек от чучела ежа, как он от профессии космонавта. – Гон начинается ранней весной, брачные игры длятся два месяца. После спаривания самка становится агрессивна, и самца следует от нее изолировать...
– Что вы говорите?! – искренне удивился Туровский. – И ежи туда же!
Он покрутил в руке шарик, от которого за версту несло паленой пленкой, кусочек ее выбивался из разбитого просмотрового окошка подплавленного шара, и вздохнул. Пожарная сигнализация в музее не сработала на запах, ясно, она улавливает дым, а сильного задымления не было. С мыслями обратиться к эксперту и попытаться восстановить запись на этом приборе сыщик уложил шарик в специальный пакет.
Директор проводил удивленными глазами «ежика», а Елена Ивановна всхлипнула. Охранник Федоров почесал затылок.
– М-да, – пробормотал он, – значит, чихал ежик. Я хотел сказать, – он поймал на себе гневный взгляд директора, – они для чихов использовали магнитофон. Сволочи! То есть, я хотел сказать, натурально чихали. Как мамонт.
– И как мумия, – горестно добавила хранительница.
Туровский, вспомнив про мумию, предложил всем пройти в египетский зал. Елена Ивановна обрадовалась, это была ее любимая комната.
Краеведческий музей сам по себе был небольшой, состоявший из четырех залов. В первом зале – холле среди многочисленных экспонатов, относящихся к военно-революционному прошлому города, стоял огромный мамонт, восстановленный силами местных умельцев. Он как бы являл собой революцию в науке археологии. Мамонт появился в музее чуть ли не со дня его основания вместе с экспонатами военно- революционного периода и пользовался любовью местной детворы и учащихся средней школы, посещавших краеведческий музей с экскурсиями. Экскурсии посещали и второй зал, куда обычные посетители заглядывали редко, собственно зал краеведения, где в тесной комнате ютились чучела обитателей местных лесов и другие немногочисленные экспонаты на темы быта, природы и экологии родного края.
Третий зал назвали «египетским» после подарка господина Кучумова. Мумия, следует отдать ей должное, заняла небольшое пространство, потеснив макеты старого города и манекены жителей времен царствования Ивана Грозного. Манекены установили в музее после того, как в городе закрыли из-за недостаточного финансирования драматический театр. В театральные костюмы, доставшиеся в наследство музею, обрядили манекены и выставили на всеобщее обозрение расшитые длинные кафтаны и женские сарафаны, с любовью изготовленные для постановки «Царь Иоанн». Саркофаг с мумией установили ближе к манекенам, дабы дать возможность посетителям сравнить эпохи и культуры. К слову сказать, культура Египта за последнее время стала популярна у местных обывателей, подавляющее большинство которых стремилось заполучить горящую путевку в эту замечательную страну и последовать примеру более состоятельного меньшинства. Поначалу хотели выставить саму мумию, но на фоне розовощеких русских красавиц и толстопузых купцов, а над их имиджем хорошенько потрудились местные дизайнеры, используя румяна и подушки, египетский подарок смотрелся бледным и совершенно безжизненным. Так что мумию оставили в саркофаге, нарушая ее покой только в исключительных случаях.
Еще одним ценным экспонатом в египетском зале был папирус. Старый, желтый, скукоженный листок хранился под стеклом на самом видном месте и являл собой истинное благородство бывшего владельца – директора макаронной фабрики, безвозмездно отдавшего ценный папирус родному музею. Владелец бесценного, как он утверждал, экспоната неоднократно отдыхал в стране пирамид и вывез оттуда немало ценностей.
– Понятно, – процедил Туровский, остановившись на входе в египетский зал и глядя себе под ноги. Казалось, что он разглядывает свои кипенно-белые летние туфли. – Дверей нет, порога тоже нет.
– Сметой не предусмотрено, – оправдался Аркадий Аркадьевич. – Денег выделяют мало, вот, чтобы витрину заменить, – он указал на стенд с папирусом, – придется ждать и ждать средств.
– В целях пожарной безопасности дверей нет, – предположил Федоров. – Удобнее спасать экспонаты, когда что-то станет гореть.
– Не приведи Господь! – испугалась Елена Ивановна и прошла за свой стол подле мумии. – Здесь, господин Туровский, я сидела, когда он… она… оно чихнуло. Потом бросилась к Захару Владимировичу, у которого оно тоже чихнуло, потом оно чихнуло в краеведческом зале, а «Житие» вынесли из исторического...
– Пройдемте туда, – предложил Туровский и направился в указанном направлении.
Исторический зал, в сущности небольшая комната, привлекал внимание посетителей прежде всего фигурой доисторического человека, сделанной из неизвестного современникам материала. Заросший, невысокий, но слишком коренастый по сравнению с местными жителями, неандерталец в меховой набедренной повязке, побитой вредной молью, держал над головой топор из папье-маше и грозно приветствовал входящих.
– Вот, – торжественно указал директор музея на пустую витрину рядом с неандертальцем, – здесь и было наше «Житие»!
Туровский внимательно оглядел место преступления. Витрина была аккуратно вскрыта.
Картина преступления моментально нарисовалась в голове сыщика.
Итак, поздно вечером один из посетителей задержался в историческом зале, спрятавшись за неандертальца. Он опустил на пол мнимого ежика с записью чихов и принялся с помощью дистанционного управления передвигать его по залам, стремясь вызвать сумятицу и переполох. Что в принципе и произошло. Охранник с хранительницей в полном смятении упали на витрину, разбили ее, сигнализация заорала, они испугались и поспешили ее отключить. После этого преступник спокойно залез за «Житием» и благополучно вместе с ним покинул музей, открыв входную дверь ключом. С ключом проблем не было. Он висел в незапертом ящичке перед самим выходом. При желании любой мог взять ключ оттуда, сходить, сделать копию и незаметно вернуть его на место.
Преступник действовал на грани фола. Откуда он мог знать, что хранительница такая впечатлительная, а охранник не столь решителен, чтобы сразу вызвать милицию? Тому было достаточно только нажать на тревожную кнопку. Как он узнал, что хранительница с охранником упадут на витрину? Почему преступник не забрал с собой мнимого ежа, а позволил тому укатиться в зал краеведения? Он оставил улику! Собрался забрать ее на следующий день? Кстати, самый интересный вопрос другой. Почему он забрал «Житие городища», а не более ценный папирус? Мог бы утащить саркофаг с мумией...
Туровский нахмурился. Последнее предположение резко выбивалось из стройного ряда вопросов.
Не мог преступник утащить саркофаг с мумией. Теплым весенним вечером по улицам города гулял народ. Странный тип, вытаскивающий из краеведческого музея успевшую завоевать популярность среди горожан мумию важного сановника фараона Тутанхамона, несомненно, вызвал бы нездоровое любопытство. Но он мог подготовить преступление заранее и организовать все ночью. Мог, но не стал. Значит, «Житие» было ему важнее копии мумии, которую можно легко продать!
Что в ней такого, в этой старинной рукописной книге?
– Очень ценные записи, – страдальчески поднял глаза к обшарпанному потолку Аркадий Аркадьевич. – Поэт Горемыкин! Как образно он описал свое пребывание в нашем городе! Как поэтично высказался на страницах книги сам градоначальник! Почетные горожане тоже оставили свой след в истории, дав нравоучительные советы юношеству. Там список с настоящей книги Домостроя, сделанный самим писарем Чумичкиным!
– С настоящей? – не понял Туровский.
– Аркадий Аркадьевич хочет сказать, – встряла Елена Ивановна, – что наше «Житие городища» – это как малое «Житие». «Житие» было списано приказным писарем Чумичкиным с первого новгородского Домостроя, известного с конца XVI века. Его писал сам протопоп Сильвестр! Я искренне считаю, что наше «Житие» стоит в одном ряду с такими памятниками истории, как Великие Четьи-Минеи и Стоглав, намного
