Дверь офиса отворилась, и секретарша в строгом черном костюме поставила перед собеседниками по чашечке кофе. Она двигалась, как помесь балерины и робота. Дверь за секретаршей захлопнулась, и Аня спросила:
– Это правда, что вы полтора года были в федеральном розыске?
– Неправда. Где-то месяцев восемь.
– За что?
– За мошенничество, совершенное в то время, пока я руководил компанией «Авиарусь».
– Вы были хозяином «Авиаруси»?!
– Нет. Генеральным директором. Я заплатил два миллиона долларов некоей фирме, которая должна нам была поставить керосин, и не поставила. Фирма была с Антильских островов, что ли. Ваш отец написал в прокуратуру заявление. Утверждал, что моя подпись стоит под заведомо липовой сделкой.
– Эта антильская фирма, это был ваш оффшор?
– Это был оффшор вашего отца, – сказал Никитин.
– Моего отца?! И мой отец за это подал на вас в суд?
Никитин пожал плечами.
– Ну это же довольно естественно, Аня. Он знал, что сделка липовая, знал, что деньги ушли в оффшор и что под этим стоит моя подпись. Почему бы не возбудить дело?
– А зачем ему нужно было дело против вас?
Никитин улыбнулся. Очень широко и очень натурально.
– Ваш отец пригласил меня в «Авиарусь» семь лет назад. Компания лежала на боку, потому что ваш отец вынул из нее все деньги. Куча народа хотела купить ее даром. Чтобы продать ее дорого, надо было либо вкладывать в компанию средства, либо нанимать хороших менеджеров. Ваш отец не понимал, что компании – это то, во что вкладывают деньги. В его понимании компания было то, из чего деньги крадут. Поэтому он решил ограничиться хорошим менеджером. Он пригласил меня. У меня уже тогда были репутация и имя. Мои друзья дали мне деньги под проект, а я вложил их в «Авиарусь». Я вложил больше пяти миллионов долларов. Все это подняло стоимость компании. Когда начались переговоры о продаже, я запротестовал. Я сказал, что компания нормальная, может летать – зачем ее продавать? Тогда ваш отец вышвырнул меня вон.
– А пять миллионов?
Никитин пожал плечами.
– А вот чтобы я не просил эти пять миллионов, ваш отец и завел против меня уголовное дело.
– Это было давно?
– Семь лет назад. Мне пришлось уехать из Москвы, я уехал в Китай. Сидел там, организовывал поставки китайского барахла. У нас было мало самолетов, мы брали их в аренду. У региональных компаний. Потом мы их стали покупать. Потом сделали SkyGate. Потом SkyGate купила активы «Авиаруси».
– И вы заплатили нормальную цену?
– Разумеется. Уж поверьте, ваш отец мне ни копейки не сбросил.
– Можно узнать, какую? – Никитин если и заколебался, то на мгновение.
– Разумеется. Восемьдесят пять миллионов долларов.
Аня невольно почувствовала облегчение. За эти деньги она сумеет расплатиться с кредиторами. Вот, она даже страшного Олега Васильевича уговорила на скидку в семьдесят процентов. Если другие кредиторы согласятся хотя бы на пятьдесят процентов, у компании еще останутся деньги и самолеты, чтобы летать. Все нормально. Она не даст «Авиаруси» умереть. Она продолжит дело отца.
И она найдет его убийц.
Для этого ей и нужны деньги, потому что с деньгами убийц найти проще.
Дверь отворилась, и опять появилась секретарша Никитина. В руках ее была новая папка. Никитин пробежал глазами листки. Он читал со скоростью сканера.
– Уволить, – сказал Никитин, подчеркнув в одном из листков жирной красной чертой.
– Опять топливо? – спросила Аня.
– Нет. Разговоры. Мы пишем все разговоры агентов с клиентами. Мы предупреждаем агентов: нельзя хамить клиентам. Клиент всегда прав. Моя компания называется не универсам «Советский» – моя компания называется SkyGate. Те, кто не соответствует уровню моей компании, могут идти работать в универсам.
Никитин поднялся, подавая Ане белую холодную руку:
– А сейчас прошу меня извинить. У меня совет директоров.
У служебного выхода из дирекции аэропорта Аня чуть не столкнулась со своим собственным охранником Игорем. Тем самым, которого она оставила в «Авиаруси».
Игорь стоял у ее «мерседеса» и открывал заднюю дверь, и когда он увидел Аню, то чуть не выронил мороженое, которое держал в руках. Мороженое было в вафельных стаканчиках, и стаканчиков было штук пять.
Тут же с переднего сиденья пулей выскочил Баклажан и отворил перед Аней заднюю дверцу.
Аня посмотрела сначала на веснушчатое лицо Игоря, потом на стаканчики. Когда ей было восемь лет,
