Тугой. Всем весом…
Звук: бооуууу. Гудение.
Отовсюду.
Замерцали и зажглись лампы под потолком. И один за другим начали оживать пульты.
Будто невидимые руки касались кнопок, щелкали пакетниками, покачивали штурвалы. Вспыхивали целые панели лампочек – разом. Засветились зеленые экранчики.
Людской гул – как на демонстрации – донесся из-за окон. Заглушенный стеклом, он был далек и невнятен, но внушителен.
Татьяна попятилась. Моторный рев вплелся в голоса.
Это было почему-то так невыносимо страшно, что Татьяна закричала. И, чтобы заглушить страх, выстрелила – лопнул круглый экранчик – потом широким веером послала пули по всей панели приборов, бросила опустевший калаш – и из кургузого автоматика стала бить короткими очередями, нащупывая механическое сердце…
Стояли сумерки – то ли позднего вечера, то ли неначавшегося еще утра. Воздух был невыносимо свеж. В просвете облаков, как в колодце, неподвижно стояли огромные звезды. Дима ковырнул носком сапога шуршащие на ступенях листья, сказал:
– Вот и до осени дожили…
После укола морфина речь у него немного плыла. Луч фонаря доставал лишь до ближайших деревьев. Что делалось за ними – видно не было.
– Пойдемте пока назад, – сказала Татьяна. – Будет утро, тогда…
– Будет день, будет пища, – сказал Пашка. – Еще немного подышим.
– Немного, – согласилась Татьяна.
– Птицы, – сказал Дима.
Все прислушались. Где-то очень далеко разбуженно булькнула ворона – и замолкла.
– Во сне разговаривает, – сказал Пашка.
– Если вороны – значит, жилье, – сказала Татьяна.
– Сейчас они везде, – сказал Пашка. – Это зимой…
– Правда, мальчики, пойдемте, – сказала Татьяна. – А то, если я упаду, вы меня не дотащите, калеки.
Примечания
1
Даниил Клугер
