искусства. Того же мнения придерживался и Бич, волшебник из Вальмута, проницательный и скромный человек, который, как мог, помогал Иви в исцелении ужасных ожогов Ферру. Он как-то сказал Гохе:
– Мне кажется, время, когда в мире творятся подобные вещи, можно считать эрой упадка, предшествующей концу мира. Сколько веков прошло уже с тех пор, как опустел трон на Хавноре? Так не может больше продолжаться. Мы объединимся или погибнем. Остров пойдет войной на остров, человек на человека, отец на сына…
Он взглянул на нее с некоторой робостью в ясном, проницательном взоре, и продолжил:
– Кольцо Эррет-Акбе вновь стало единым целым и хранится теперь в Башне Хавнора. Я знаю, кто вернул его туда… Это, без сомнения, знамение, знак близкого прихода новой эры! Но мы ничего не предпринимаем, чтобы приблизить ее. У нас по-прежнему нет короля. Мы разобщены. Нам необходимо обрести свою душу, свое сердце. Быть может, Верховный Маг поможет нам в этом.
Понизив голос, Бич добавил:
– В конце концов, он сам родом с Гонта.
Но давно уже ничего не было слышно ни о деяниях Верховного Мага, ни о каких-либо претендентах на трон в Хавноре. Между тем положение дел в Архипелаге продолжало ухудшаться.
Вот почему Гоха почувствовала страх и неумолимый гнев, когда увидала четырех мужчин, ставших по двое с каждой стороны дороги с тем расчетом, чтобы она с ребенком вынуждена была пройти между ними.
Они не сбавили шага, лишь Ферру ниже обычного опустила голову и еще теснее прижалась к Гохе, хотя так и не взяла ее за руку.
Один из незнакомцев, здоровяк с длинными нестрижеными черными усами, наползавшими на верхнюю губу, ухмыльнувшись, негромко окликнул их:
– Эй, вы там!
Ответ Гохи прозвучал громче и решительнее.
– Прочь с дороги! – крикнула она, угрожающе поднимая ольховую ветвь, словно это был посох волшебника. – У меня дело к Огиону!
Она прошла между бандитов и, не оборачиваясь, зашагала прочь. Рядом с ней семенила Ферру. Мужчины, смущенные их ведьмовским обликом, остались стоять на месте. Сыграло свою роль и упоминание имени Огиона. А может, дело было в том, что некое настораживающее ощущение силы исходило от самой Гохи или от ребенка. Когда зловещая пара удалилась на достаточное расстояние, один из мужчин спросил: «Видали?», затем смачно сплюнул и сделал рукой жест, отвращающий зло.
– Ведьма и ее чудовищное отродье, – сказал другой. – Пусть идут своей дорогой!
Один из бандитов, молодой мужчина в кожаной шапочке, стоял и глядел им вслед, тогда как другие уже собрались идти дальше. На лице его были написаны испуг и изумление. Казалось, он собирался броситься в погоню за женщиной и ребенком, но тут его окликнул усатый здоровяк: «Пошли, Хэнди!»[5], и он подчинился.
Едва свернув за поворот дороги, Гоха подхватила Ферру на руки и бежала до тех пор, пока не начала задыхаться и не была вынуждена опустить малышку на землю. Девочка не задавала никаких вопросов и, похоже, не очень испугалась. Как только Гоха смогла идти дальше, Ферру взяла ее за руку и постаралась идти так быстро, как только могла.
– Ты красная, – сказала девочка. – Как огонь.
Она говорила крайне редко, речь ее была невнятна, а голос хрипл и тих, но Гоха понимала ее.
– Я разозлилась, – усмехнувшись, сказала Гоха. – Я всегда краснею, когда злюсь. И становлюсь похожей на вас, краснокожих варваров западных островов… Смотри, вон тот городок впереди, должно быть, Родник-под-Дубами. Это единственное жилье человека на этой дороге. Мы там остановимся и малость передохнем. Возможно, нам дадут немного молока. А затем, если ты почувствуешь, что в силах идти дальше, мы снова двинемся в путь и будем в Соколином Гнезде, надеюсь, еще до прихода ночи.
Девочка кивнула. Она развязала мешочек и немного подкрепилась изюмом и грецкими орехами. Затем они зашагали дальше.
Солнце уже давно скрылось за горизонтом, когда они добрались, наконец, до деревни и направились к дому Огиона, стоящему на вершине утеса. На западе, над темными громадами туч, что нависли над свинцовой гладью моря, засияли первые звезды. Легкий бриз шевелил короткую траву. В загоне за низеньким домиком блеяла коза. Единственное окошко тускло светилось в темноте.
Гоха прислонила свой посох и тростинку Ферру к стене у двери, взяла девочку за руку и постучала.
Ответа не последовало.
Тогда она толкнула дверь, и та открылась. Огонь в очаге давно погас, оставив после себя золу и черные головешки, но масляная лампа на стене еще испускала едва заметное свечение. И тут послышался голос Огиона, лежащего на соломенном тюфяке в дальнем углу комнаты:
– Входи, Тенар.
3. Огион
Уложив девочку спать в алькове в западной части комнаты, она разожгла огонь, а затем села, скрестив ноги, у тюфяка Огиона.
– Никто не присматривает за тобой!
– Я их всех отослал, – прошептал он.
Его лицо было таким же смуглым и суровым, как всегда, но густые некогда волосы поседели и передели, а тусклый свет лампы не вызывал ответной искры в его глазах.
– Ты ведь мог умереть в одиночестве! – с жаром в голосе воскликнула она.
