каждого камешка. За небольшое вознаграждение дровосек вызвался, если мы одолжим ему лошадь, через полчаса доставить лесничего сюда.
— Давно ли вы работаете в этом лесу? — спросил отец.
— Сколько себя помню, — отвечал старик на местном наречии, — я под началом лесничего расчищаю этот лес. И отец мой, и дед, и все мои предки были лесорубами. Я могу показать каждый дом в деревне — мы все родом отсюда.
— А как случилось, что деревня опустела? — спросил генерал.
— Призраки замучили, сэр. Сельчане выследили их до самых могил, опознали и уничтожили, как полагается: отрубили головы, вогнали в сердце осиновый кол и сожгли на костре. Но прежде вурдалаки многих людей жизни лишили.
Все было сделано, как велит закон, — продолжал старик. — Вскрыли могилы на здешнем кладбище и порешили не один десяток вампиров. Но и тогда деревня не обрела покоя. Как-то раз проезжал мимо моравский дворянин, человек в таких делах сведущий — в наших краях многие понимают толк в нечистой силе. Он услыхал, что с нами творится, и предложил избавить деревню от напасти. Вот что он сделал: как- то раз в полнолуние, сразу после заката, взобрался на колокольню и с высоты осмотрел кладбище. Вот оно, видно из окна. Вдруг он видит: встает из могилы вампир, расстилает саван и летит в деревню пить кровь мирных поселян.
Храбрец спустился с колокольни, схватил льняной саван вампира и унес на верхушку башни. Вампир вернулся с охоты, не нашел савана и принялся озираться; потом заметил на колокольне нашего моравца да как завизжит! Тот же помахал ему: поднимись, мол, и забери свои одежды. Вампир и полез на колокольню. Едва он добрался до зубцов, как дворянин взмахнул саблей, раскроил ему череп надвое и сбросил на каменные плиты, потом спустился по винтовой лестнице и отрубил чудищу голову. На другой день сельчане, как водится, воткнули вампиру в сердце осиновый кол и сожгли на костре.
Тогдашний глава рода поручил этому моравцу сровнять с землей могилу Миркаллы, графини Карнштайн, что он и сделал, да так успешно, что вскоре все позабыли, где ее искать.
— Вы можете показать, где она находилась раньше? — с жаром спросил генерал.
Лесник покачал головой.
— Ни одна живая душа этого не помнит, — сказал он. — Кроме того, говорят, тело ее достали из могилы и куда-то увезли. Но и этого никто не знает наверняка.
Старику пора было возвращаться. Он бросил топор на землю и удалился, оставив нас слушать завершение необычайной истории генерала.
Глава 14. Встреча на кладбище
— Моя милая крошка, — продолжил генерал, — угасала день ото дня. Теперь я уже не сомневался, что она тяжело больна. Доктор в недоумении разводил руками. Видя мою тревогу, он предложил собрать консилиум. Я вызвал из Граца более опытного врача. Он приехал через несколько дней. Человек он был добрый, благочестивый и высокоученый. Осмотрев мою племянницу, доктора удалились на совещание в библиотеку. Ожидая их решения в смежной комнате, я слышал, что они горячо спорят о чем-то. Голоса их звучали все громче и громче; беседа явно выходила за рамки профессиональной дискуссии. Я постучал в дверь и вошел. Пожилой доктор из Граца отстаивал свою теорию, а собеседник, не скрывая насмешки, опровергал ее, то и дело разражаясь взрывами хохота. При моем появлении врачи прекратили перепалку.
«Сэр, — произнес наш домашний доктор, — мой ученый коллега, видимо, полагает, что вам нужен не врач, а колдун».
«Прошу прощения, — недовольно парировал доктор из Граца, — я выскажу свою точку зрения в другой раз. Сожалею, господин генерал, но я со всем моим искусством не могу быть вам полезен. Позвольте же, прежде чем я удалюсь, дать некоторые рекомендации».
Погрузившись в раздумье, он сел к столу и что-то написал. Глубоко разочарованный, я откланялся.
Домашний доктор остановил меня, кивнул через плечо в сторону коллеги, склонившегося к столу, и выразительно покрутил пальцем у виска.
Консилиум не принес никаких результатов. Я рассеянно бродил по парку.
Минут через десять-пятнадцать меня нагнал доктор из Граца. Он извинился за назойливость: он-де не мог уехать, не обменявшись со мной парой слов. По его словам, ошибки быть не может: симптомы моей племянницы не объясняются ни одной из телесных болезней. Кончина ее близка. Ей осталось жить не более одного-двух дней. Если нам удастся предотвратить последний смертельный удар, то, при надлежащем уходе, здоровье ее может восстановиться. Однако не исключено, что болезнь зашла слишком далеко. Еще один приступ может погасить в несчастной последнюю искру жизни.
«Какова природа последнего приступа, о котором вы говорите?» — спросил я.
«Я изложил свою точку зрения в этой записке. — Он протянул мне пакет. — Вы должны немедленно послать за священником и прочитать записку только в его присутствии. Ни в коем случае не вскрывайте конверт до его прибытия; вы сочтете мои слова чепухой, а между тем от этого зависит жизнь вашей племянницы. Если же священника не окажется, тогда, конечно, можете вскрыть письмо сами».
На прощание доктор спросил, не желаю ли я побеседовать с человеком, обладающим весьма глубокими познаниями в затронутой нами области. После прочтения письма, сказал он, предмет этот не сможет не заинтересовать меня, и он охотно познакомит меня со своим другом.
Священник был в отъезде, и я вскрыл конверт сам. При других обстоятельствах письмо это разве что возбудило бы мое любопытство, и только. Вряд ли я принял бы его всерьез. Но человек, доведенный до последней черты, испробовавший все обычные средства, ради спасения жизни дорогого существа хватается за любую соломинку.
Едва ли вам доводилось читать сочинение более нелепое, чем письмо ученого доктора. За такие чудовищные мысли его следовало бы отправить в сумасшедший дом. Он утверждал, что больная страдает от ночных нападений вампира! Острая боль в груди происходила, по его словам, от длинных тонких клыков чудовища. При внимательном осмотре на груди у больной наверняка обнаружатся багрово-синие отметины, оставленные губами вампира; все симптомы, испытываемые больной, в точности согласуются с многочисленными описаниями подобных случаев.
Сам я никогда не верил в существование вампиров; по моему мнению, теория доктора лишь подтверждала тот общеизвестный факт, что ученость нередко сочетается с чудачеством. Однако я впал в такое отчаяние, что решил все же последовать указаниям доктора. Было невыносимо сидеть сложа руки и в бездействии ждать кончины моей бедной девочки.
Я спрятался в гардеробной, выходящей в спальню Берты, и дождался, пока малышка крепко уснет. В спальне горела свеча. Согласно указаниям доктора, я встал возле приоткрытых дверей, положив шпагу на стол под рукой. Чуть погодя я заметил, что в ногах кровати крадется едва различимая черная тень. Вдруг она взметнулась в воздух и, трепеща, прильнула к горлу бедной девочки.
На мгновение я оцепенел, потом, схватив шпагу, ринулся в комнату. Черная тварь отскочила к изножью постели, перевалилась через спинку и выпрямилась возле дверей, пожирая меня яростным взглядом. Я узнал Милларку. Недолго думая, я пронзил ее шпагой, но она отскочила на шаг, целая и невредимая. Я бросился за ней — мерзавки след простыл! Шпага вонзилась в дверь и разлетелась на куски.
До утра слуги и домочадцы в суматохе искали Миркаллу. Тщетно! Злодейка как сквозь землю провалилась. Однако жертва ее слабела на глазах и к рассвету скончалась.
Старый генерал задыхался от волнения. Мы молчали. Отец принялся изучать надписи на надгробных камнях; переходя от могилы к могиле, он вошел в дверь бокового придела. Генерал утер слезы и тяжело вздохнул. Вдалеке послышались голоса Кармиллы и мадам Перродон. Я радостно бросилась к двери; голоса приближались.
