мнение о своих родственниках. Однако Мария-Антуанетта чуть не испортила все, когда заметила, что, весьма досадно, из-за личных интриг король был вовлечен в связи, которые повлекли за собой столько недоразумений при дворе и только для того, чтобы устранить герцога де Шуазеля. Произнеся имя министра, инициатора их свадьбы и защитника брачного союза, Мария-Антуанетта задела мужа за живое. Он унаследовал от своего отца, и об этом знали все, чувство неприязни к Шуазелю. Испытывая антипатию, граничащую с ненавистью, он тем не менее сумел достойно ответить своей жене, «что она просто не знает всего совершенного Шуазелем, чтобы занять тот пост, который он занимает и по сей день». И если вспомнить протекцию мадам Помпадур… Очень ловко Мария-Антуанетта избежала спора по этому поводу, и разговор на этом закончился.
Уже на следующий день она сообщила императрице о долгожданном сдвиге в отношениях с дофином. «Для моего дорогого мужа многое изменилось к лучшему, — радостно пишет она. — Он проявляет ко мне симпатию и, кроме того, доверяет мне». Мерси, словно заглядывая в будущее, сказал: «Несомненно, ей удастся подчинить себе мужа». О чем и написал Марии-Терезии. Однако та не слишком обрадовалась. Здоровье дофина, которое, несомненно, грозило туберкулезом, серьезно огорчало ее. «Я боюсь, он не проживет долго», — ответит она достаточно холодно 1 августа. Мария-Терезия, очевидно, меньше всего думала о счастье или несчастье своей дочери, ее интересовала лишь судьба альянса…
30 июля дофин и дофина прибыли в Компьеи, два дня спустя молодой принц стал жертвой серьезного недомогания. Мария-Антуанетта сама ухаживала за мужем, что очень тронуло последнего. Супруги являли собой картину если уж не счастья, то хотя бы доброго согласия. Принцесса откровенно заигрывала с мужем, за ужином не позволяла ему есть сладости, которые он просто обожал, но они были причиной несварения желудка. Он разгадал эти маленькие хитрости, к которым она прибегала, чтобы привлечь его внимание.
Мария-Антуанетта целиком и полностью внимала советам и внушениям своей матери. Она не оставляла заботой и короля. Принцесса подчеркнуто исповедовала его веру, старалась читать по часу, реже два часа ежедневно, пела, играла на клавесине, сопровождала его на охоте, следуя за ним в коляске. По вечерам играла с ним в игру, которая была очень похожа на лото и ужасно ей не нравилась. Она старалась придерживать язычок в присутствии придворных. И если бы больше следила за своими манерами и носила «китовый панцирь», то есть корсет, как ее учила мать, она была бы образцовой принцессой.
Во время пребывания в Компьене долгожданных изменений в жизни супругов все же не произошло. По всей вероятности, дофину нравилась компания своей супруги. Он казался даже ласковым с ней, но и после болезни, которую перенес во время поездки, так и не переселился в спальню к жене. Как если бы болезнь была спровоцирована неизбежным актом, который он должен был совершить. При дворе тихо ползли слухи. Мария-Антуанетта и Людовик это знали. «Ваш кузен охотится вместе со мной, когда может и располагает лошадьми. Остальное не так хороню, как хотелось бы, но больше не напоминаю и, может быть, это произойдет быстрее, если перестать думать об этом», — писал король другому своему внуку, инфанту Пармскому.
Удивленная и, быть может, втайне утешенная таким отношением мужа, Мария-Антуанетта тщательно скрывала истинное положение вещей. Она «с большой нежностью» говорила о своем муже Мерси, о том, «что очень довольна дофином […], у него очень добрая душа, он лучший из детей короля и у него прекрасный характер». По это вовсе не доказывало настоящей привязанности. Тон был скорее снисходительным. В принце, разумеется, не было ничего, что могло бы пробудить желание в молодой девушке. Сильная закомплексованность и отсутствие опыта, естественно, заставляли его избегать сближения с принцессой, и она инстинктивно вторила ему. Таким образом, он боялся ее, а она — его. И потом, отказ от привычного, последовавший на момент ее приезда во Францию, вылился в душевный тайный протест, жертвой которого стала она сама. В довершение ко всему, бестактность придворных, неуместные наставления тетушек, которые к тому же были совершенно не опытны в этом вопросе, и негласное присутствие Марии-Терезии, с которой нужно было держать ушки на макушке и постоянно давать ей отчет. Императрица жила только ради дочери, так считала Мария-Антуанетта.
Сомневаясь в себе и в своих мыслях, она, не прекращая, спрашивала Мерси, так ли уж необходимо вести себя, как того желает ее мать. Чтобы потрафить матери, она должна спать с мужем и «удвоить свою нежность» к нему. Но так как дофин всячески избегал супружеской спальни, совесть ее была чиста. Однако ничуть не привлекательный супруг и тот факт, что он не замечает ее, все же не могли не ранить ее самолюбия.
Мерси пытался убедить императрицу, повторяя ей то, что говорил королевский хирург ла Мартиньер: «Запоздалое развитие дофина никак не проявляет себя […], в его конституции нет ничего, что могло бы противостоять приобретению хорошего и крепкого здоровья, лишь бы только он щадил себя в этих упражнениях, которые могут пагубно сказаться на его здоровье». Обессиленный от охоты, дофин входил во дворец чуть живой от усталости, к большому сожалению своей супруги, которой оставалось только жаловаться тетушкам.
Влияние тетушек на молодых возрастало день ото дня. Обманутая и разочаровавшаяся в своих желаниях и амбициях мадам Аделаида полностью подчинила себе своих сестер Викторию и Софи, которые безропотно повиновались ей. Испытывая нежные чувства к дофину, Аделаида больше всего любила давать ему советы. Несмотря на ее неприятие свадьбы с эрцгерцогиней, она неплохо относилась к Марии- Антуанетте и, казалось, была даже привязана к ней. Однако внешняя дружба была насквозь пропитана ревностью и злостью: несносная девчонка, приехавшая из Вены, по ее мнению, дурно воспитана и, кроме того, ведет себя как королева, забрав всю власть в свои руки.
Аделаида, как, впрочем, и герцог де Круа, по большому счету терпеть не могли «Австриячку» и даже строили планы против нее. Пользуясь отсутствием опыта у дофина и ленью дофины, что она считала несомненным изъяном в характере, Аделаида надеялась взять над ними опекунство и тем самым захватить власть. «Принцессы так искренни и целомудренны; это настоящее счастье для вас; и я надеюсь, вы завоюете их дружбу», — говорила Мария-Терезия дочери еще до свадьбы. Слушая мать, дофина следовала ее наставлениям. Лишенная материнского тепла, она полностью отдалась во власть своих новых тетушек. Она без всякого внутреннего сопротивления поддалась их власти: сколько доверия видела она в их невинных глазах, сколько лживой добродетели. Само собой, тетушки не терпели вокруг себя никаких скандалов, но зато сами не пропускали ни одной придворной интриги и им принадлежало авторство наиболее грязных. Мария-Антуанетта этого не знала; она даже не догадывалась, что именно Аделаида окрестила ее Австриячкой. Дофина получила ключи от апартаментов тетушек и проводила с ними долгие часы. Она открывала им самые потаенные уголки своей души, куда не впускала никого. С подозрительным сочувствием дочери Людовика XV слушали о том, что происходило за занавесом алькова.
18 сентября Мария-Антуанетта примчалась к ним и выпалила, что ее супруг пообещал послезавтра посетить ее спальню. Все произошло в присутствии надменной госпожи де Нарбон, фрейлины мадам Аделаиды. Через несколько часов весь Версаль был осведомлен о намерениях молодого принца. Возможно, он сам и не узнал бы о том, что стал героем дня, если бы мадам Аделаида не захотела сделать ему «наставления». Он так испугался, что попросту забыл о своем обещании дофине. Три недели спустя принц снова решился посетить спальню своей жены, которая опять же поспешила сообщить радостную новость тетушкам. На этот раз все повторилось точь-в-точь. К счастью, решил вмешаться Мерси. Он объяснил принцессе, что не стоит кричать всем и вся об отношениях со своим супругом. Вынужденная все рассказать послу, Мария-Антуанетта призналась: «Было очень неосторожно довериться в этом вопросе мадам де Нарбон. Но разве могла я подумать, что дамы окажутся настолько болтливыми и бесцеремонными, что станут публично рассказывать такие личные вещи?». Она ни на минуту не могла себе представить, что ее тетушки настолько неделикатны. Тем не менее дофина продолжала общаться с ними и внимать их советам.
«Эти дамы благодаря своему воспитанию весьма скромны и лишены всего, что могло бы понравиться, но они очень хотят, чтобы мадам дофина во всем была похожа на них самих», — с огорчением отмечал Мерси. В разговоре с ними Мария-Антуанетта жалуется, что ей приходится присутствовать на всех приемах при дворе, как того требует этикет. Какая находка для принцесс! Якобы сочувствуя ее лени, они предлагают заменить ее, хотя это и противоречит этикету, который гласит, что при отсутствии королевы все ее обязанности выполняет дофина. Тетушки празднуют победу, тогда как дофина думает, что избавилась от тяжкой обязанности. Они не упускают момента бросить тень на молодую принцессу. Так, когда дофина узнает, что Парижское и Лангедокское представительства вскоре приедут, чтобы выказать свое почтение
