вздохнул Фридман. — Поэтому будем считать, что я делаю это безвозмездно… Ох, какое счастье, что меня сейчас не слышит моя покойная жена, она решила бы, что я нездоров… И отчасти была бы права.
— И тем не менее — спасибо, — рассмеялся я. — Удачи вам, Исаак Минеевич, — я повесил трубку и повернулся к ожидающему Калинкину: — Всплыли вещи с квартиры Ватюшенко. Получается, что это всё же было «типичное» ограбление? Известна кличка продавца. Работает на Кленовой аллее. Мелкий перекупщик.
— Везучий ты, Русаков. Я бы сказал — халявщик… Ну что ж, везению помогать надо. Даю тебе в помощь Сашу Бирюкова. Поезжайте с ним к местным операм, курирующим Кленовую аллею, выясните полные данные этого парня — и к нему. Раскроете это дело — будет вам премия. Только бумаги оформляйте аккуратно. Дело серьёзное, отпираться будут до последнего. Прошли те времена, когда преступники, задержанные с поличным, давали полный расклад. Теперь стоят «в отказе» до конца, вопреки логике и здравому смыслу. Так что здесь «на халяву» не рассчитывай. Предстоит работа. И, вероятно, долгая…
— Зеленкин Олег, Самохин Стас, Борисов Костя, — залпом выпалил Павел Ануфриев по кличке «Жвачка», едва войдя в мой кабинет.
— Что — «Зеленкин»? — не понял я.
— Вы же меня из-за монет и шкатулок сюда приволокли? — спросил Ануфриев. — Вот я и перечисляю тех, кто мне их дал.
— А… А зачем? — туповато осведомился я, усаживаясь на своё место за столом.
— Как зачем? Я с ними особых дел не имею. Дружки мы давние, со школы, но сейчас нас уже ничего не связывает. У них своя жизнь, у меня — своя, чего это я буду за них отвечать? Они эти шмотки где-то надыбали, вот сами пусть и разбираются. Моё дело маленькое.
— Значит, это именно они дали тебе для реализации коллекцию серебряных монет?
— И монеты, и шкатулку, и игольницу, и керамические ножницы. Вещи старинные, сами они их продать не могут, вот меня и попросили.
— Халявщик, — обиженно сказал мне Калинкин и кивнул Бирюкову: — Бери их адреса, Саша, и поехали «снимать». Не могу я спокойно сидеть и смотреть, как пародируются правила ведения допроса… Не будет тебе премии, Русаков, не работа это… Не следствие, а сплошная «халява».
— Что же ты, — обиженно спросил я Ануфриева, когда дверь за начальником закрылась, — загубил мою премию… Я уже подсчитывал, на что её потрачу, а ты…
— А что я? Я все, как было, рассказал…
— Поломаться не мог для приличия?.. Ты фильмы смотришь? Детективы читаешь? Нужно было сигарету стрельнуть, ногу на ногу забросить и выдать что-нибудь типа: «Знать ничего не знаю, ведать не ведаю, видеть не видел, а если б и видел, то не сказал». Мы бы с тобой часик поборолись, как кролик с удавом, начальство бы оценило, и премия была бы у меня в кармане… А ты?! Эх, ты…
— Чего это я буду за них отдуваться? Не-е, пусть они сами себя спасают…
— Да не им, а мне-то ты мог приятное сделать?.. Ну да ладно, прошедшего не вернешь. Продолжим разговор о монетах. Когда они тебе их принесли?
— Сегодня утром. Монеты я продал, шкатулку тоже, а ножницы и игольницу не успел. А камешек себе решил оставить.
— Какой «камешек»?
— Кровавик. Такой маленький камешек тёмно-красного цвета овальной формы. На нём ещё какие-то маленькие значки нарисованы.
— Все это ты оставил дома?
— Камень у меня с собой. Я хотел отнести его ювелиру, чтоб вставить в печатку. Красивый камешек… Сейчас, сейчас… Где-то в кармане завалялся… Ага, вот…
Он протянул мне на ладони небольшой камешек размером с ноготь большого пальца. Буроватого цвета, с металлическим отливом, он не вызывал обычного для драгоценных камней интереса. Скорее отталкивал. На выпуклой стороне виднелись полустертые закорючки.
Недоуменно пожав плечами, я положил камень на стол.
— Сейчас составим протокол добровольной выдачи и поедем за остальными вещами, — сказал я, доставая ручку и бумагу.
— Позволь взглянуть? — послышался от дверей голос. Я посмотрел на бесшумно вошедшего в кабинет Петрова и нахмурился.
— Я работаю, — сказал я неприязненно. — И очень не люблю, когда мне в такие моменты мешают…
Не обращая внимания на мои слова, Петров подошел к столу и взял камень.
— Кровавик, — сказал он, вглядываясь в полированную поверхность. — Со знаком воздуха в центре и какими-то значками по краям…
Перегнувшись через стол, я выхватил камень у него из рук, шмякнул об стол и вызывающе посмотрел на надоедливого уполномоченного.
— Я работаю, — повторил я. — И не трогай вещдоки.
— Я должен задать ему несколько вопросов, — сказал Петров. — И прямо сейчас.
— Только после того, как я закончу свою работу. Потом можешь хоть жениться на нём.
— Как скажешь, — неожиданно легко согласился Петров и сел в углу кабинета на диване.
Я ещё раз посмотрел на камень, и воспоминание о чем-то знакомом, слышанном об этом камне, промелькнуло у меня в памяти. Я прищурился, вспоминая, и повернулся к Ануфриеву:
— А где сама чаша?
— Какая чаша? Я не видел никакой чаши…
— Эти камни были расположены по четырем сторонам чаши, украденной вместе с остальными вещами из квартиры Ватюшенко. Где она?
— Про чашу они ничего не говорили. Принесли только то, что я вам перечислил… А камней действительно было четыре. Три, которые получше, они оставили себе, чтоб вставить в печатки, а четвертый отдали мне на продажу. Но я тоже решил…
— Ладно, изымем и камни, и чашу, и прочее. Теперь они никуда не денутся…
— Простите, а вы разбираетесь в камнях? — вновь подал голос Петров, обращаясь к Ануфриеву.
— Знаешь, что?! — вскипел я. — Я тебе несколько раз говорил: хочешь что-то выяснить, занимайся этим параллельно, а не врывайся посреди допроса!
— Сергей, для меня это очень важно, — попросил Петров. — Мне очень нужно это знать… Пожалуйста.
Я устало махнул рукой, и Петров повторил свой вопрос.
— Немножко, — ответил Ануфриев. — Я всё же связан со всем этим. По работе приходится уметь отличать агат от оникса. Я не специалист, но на любительском уровне кое-что могу.
— Ты видел эти камни? Те, которые остались у них? Как они выглядели? Что за камни? Какие рисунки на них?
— Что за камни, я знаю, они просили меня объяснить, что это такое… А вот рисунки я не понял. Палочки, закорючечки…
Петров придвинул к себе лист чистой бумаги и быстро набросал на нём какие-то знаки:
— Так они выглядели?
Ануфриев долго всматривался в рисунок, вертя его во все стороны, потом кивнул:
— Примерно так… Только более диковинно, с украшениями, как на этом камешке… Вот этот знак был изображен на опале. Опал остался у Самохина.
— Знак земли, — прокомментировал Петров.
— Вот этот, — ткнул в рисунок пальцем Ануфриев, — был изображен на… сейчас вспомню… Да, точно, он был на гелиотропе и остался у Борисова.
— Знак воды.
— А вот этот остался у Зеленкина и был нацарапан на агате.
— Знак огня, — вздохнул Петров. — Все правильно…
— Так… Подожди-ка меня здесь, — не выдержал я, взял под локоть Ануфриева, отвел его в дежурную
