осторожностью, Иосиф ответил:
— Нет, ибо жизнь не вмещает учения Его. Мы почитаем Иисуса, как и ты, за величие духа и силу Его.
Пилат долго пристально смотрел в лицо Иосифу, точно стараясь угадать тайные мысли его.
— Итак, я ошибся? Он чужд вам так же, как мне?
Иосиф отвечал:
— Мы преклоняемся перед Ним, как лучшим среди людей!
— Вы признаете истину и красоту Его учения, вы признаете Его истинным человеком, но в жизни своей не приемлете Его?.. Где же истина ваших слов?
Иосиф молчал. Пилат долго ждал ответа, и лицо его подымалось в презрительной усмешке. Он издевался над братьями. Наконец небрежно спросил:
— Чего же вы хотите от меня?
— Мы хотим, чтобы память Пророка была почтена достойным образом и тело Его погребено по обрядам отцов наших, — с чувством умиления ответил Иосиф.
— Это все? — холодно спросил Пилат. Потом поднял белую круглую руку и небрежным жестом отпустил их, сказав:
— Возьмите этот труп и делайте с ним, что хотите.
Затем быстро повернулся и, не глядя на Иосифа и брата его, вышел вон.
Занавес распахнулся перед ним, и опять братья увидели пламенное марево оргийных огней, блики золотых чаш, приветствовавших Пилата, и промелькнувший вихрь сладострастных женских тел. Темная ткань опустилась, и все исчезло. Только были слышны звон тамбуринов и лир, страстное взвизгивание флейт, крики пьяных радостью жизни голосов и легкий топот обнаженных ног, уносящихся в легкой пляске.
Иосиф и брат его Иаков, шепотом делясь негодованием против наглости зазнавшегося в своей власти римлянина, с дрожью победной радости в сердцах поспешили к гробам своим, чтобы приготовить среди них место для Пророка своего…
