Сентиментальные агенты в Империи Волиен

дефиците, нашли хождение другие материалы. И вот этот внешний атрибут душевного спокойствия, надежности и здравого смысла утратил свое значение, когда все население пристрастилось к курению; так что выпустили закон, согласно которому только официальные лица определенного ранга могут курить трубки. И теперь в любой толпе можно отличить высокопоставленного чиновника по трубке, которую он курит. Курение стало, пусть вас не удивит это известие, тайным ритуалом в лагерях рабов. Можно даже передавать сообщения в зависимости от способа, которым разжигают трубку: как ее держат, как заполняют табаком; как выпускают дым. Высший чин выкажет свою добрую волю или благоволение, пригласив подчиненного поучаствовать в ритуале курения в особом случае.

— Курить будете? — первым делом спросил меня Ормарин, когда мы вместе оказались там, среди безобразных низких жилищ рабов с планеты С 181. Он курил, я — нет.

Этого грубовато-добродушного великана явно беспокоили мои расспросы.

— Ормарин, — сказал я, — сейчас я вам опишу положение, в котором вы оказались. Остановите меня, если я отклонюсь от темы… Вы объехали и обошли всю свою планету, объединяя рабов и свободных граждан, волиендестанцев и бывших волиенцев, беженцев и чиновников с Сириуса, которые тут осели, — вы объединили планету в целеустремленной страстной решимости защититься от вторжения.

— Верно! — воскликнул он. Ормарин стоял прямо, глядя мне в лицо серыми глазами и крепко зажав в зубах черенок дымящейся трубки, в которой угольки раскалялись докрасна и потом тускнели, снова вспыхивали и снова тускнели.

— Вы собираетесь обороняться от Сириуса…

— Да ведь вы говорили, что он вторгнется.

— К вам вторгнутся от имени Сириуса, но войскам этим не понадобится ничего из того, что подготовил Сириус для облегчения своего вторжения, — ни дороги, ни космопорты.

Он кивнул:

— Значит, вы ошиблись?

— Поскольку я знаю точно, какая именно планета намерена напасть, я могу посоветовать вам провести исключительно психологическую подготовку.

Ормарин призадумался, опустив вдоль тела руку с трубкой, которую он вообще-то не так уж и любил курить.

— По крайней мере, мы объединили планету. Это уже хорошо.

— И небось собираетесь сражаться каждый до последней капли крови?

— А как же иначе? — напористо спросил Ормарин и отчаянно задымил, так что его тут же окутали клубы дыма. — Мне кажется, все равно, какая планета, хуже Сириуса точно не будет. Только не надо мне говорить, что нам снова придется выслушивать весь этот бред насчет Морали.

— Боюсь, что придется.

— Я, знаете ли, предпочел бы планету, которая называет себя кровожадной, жестокой, уж лучше пусть ее целью будет что-нибудь от нас поиметь. Боюсь, еще одна доза всей этой Морали меня доконает.

— Неужели вас так беспокоят слова? — спросил я. Откровенно говоря, мне уже и самому порядком поднадоели все эти разговоры о Морали.

— По крайней мере, не придется осваивать новую лексику для общения с новыми правителями, — заключил Ормарин.

— Да почему вы принимаете как должное, что вас победят? — полюбопытствовал я.

— Не знаю — видимо, из-за донесений об этих — кто они там, Клорати? Полулюди, полуптицы? Я и представить себе не мог… скажу вам, я до смерти испугался! Вам-то я признаюсь, а товарищам не могу, конечно… — Передо мной был измученный страхом человек, он даже съежился. — Я знаю, мы, жители Галактики, можем быть каких угодно обликов и размеров. Хотя, по правде сказать, мне понадобилось кое-какое время, пока я привык к этим… — И мы оба посмотрели на людей с С 181, которые окружили нас, с любопытством рассматривая; но у всех них был пассивный, углубленный в себя, выжидающий взгляд, характерный для зависимого населения, терпеливо выжидающего благоприятного момента. Высокие, невероятно худые существа, с тусклой желтой кожей, с круглыми черными блестящими глазами… — Как подумаю о тех людях-птицах, так эти кажутся мне ну просто нашими близнецами!

— Ормарин, это вовсе не люди-птицы… — И я объяснил, какие на Мейкене существуют взаимоотношения жителей с животными. Я увидел, как его лицо исказилось от отвращения, а потом от страха.

— Вы хотите сказать, что эти люди держат животных у себя дома, словно членов семьи?

— Мейкенец спит, положив голову на бок своему пипизавру.

— И они едят выделения этих животных?

— Иногда им просто больше нечего есть. Так что представляете, какие там тесные взаимоотношения?

— И представлять не хочу, — с мрачным видом проговорил Ормарин. — Даже думать об этом неприятно.

— Отлично. Но подумать вам придется вот о чем — как ограничить их влияние, их мощь здесь, на вашей территории. И сделать это в ваших силах.

— Если одна планета нападает на другую, то ради чего? Ясное дело, ради добычи!

— Ваша планета мало чем может их привлечь. Это вам не сириане. Тех интересовали, скажем, ваши плантации; они собирались развести на Волиендесте огромные плантации ягод. Они хотели и вас задействовать, из-за вашего необычайного разнообразия генетически смешанных типов, чтобы проводить тут над вами всевозможные социальные эксперименты. Но Мейкену еще тысячелетия развиваться, пока их заинтересуют социальные проблемы. Они и о себе-то не задумываются с этой точки зрения. Их сила — эти пресловутые пипизавры — одновременно и их слабость. Люди могут функционировать только в связке с ними. Они воспринимают себя только вместе со своими животными. Они вторгаются на другие планеты и берут там только то, что полезно для Мейкена с этой точки зрения.

— И что они считают полезным?

— Очень немногое. Они ищут птиц и насекомых, чтобы взять их к себе и вырастить побольше пипизавров. Для мейкенцев животные — их богатство, их единственное богатство. И на нынешней стадии развития мейкенского общества эти животные на самом деле составляют их богатство, их силу, их главную привязанность, любовь.

— И их слабость!

— Да, потому что люди ищут самые разные новые виды птиц, новые летающие виды, даже мелких млекопитающих, которыми пополнят рацион своих животных. Тогда возрастут их стада — больше не будет соблюдаться соотношение один пипизавр на одного мейкенца, и вскоре образуются большие стада или стаи пипизавров, которые не будут столь привязаны к мейкенцам, объявят себя независимыми, потому что эти животные очень умны и быстро эволюционируют, и тогда разразится самая страшная гражданская война на Мейкене. Но все это в далеком будущем, по масштабам вашего времени. Вас не должно беспокоить то время, когда империя Мейкен станет царством не мейкенцев, какими мы их знаем сегодня, а пипизавров. Перспектива и впрямь страшная… Ваша же конкретная проблема сейчас — как разрешить мейкенцам приземлиться на вашей территории, как их приветствовать, как пригласить некоторых стать вашими гостями, как дать им то, в чем они нуждаются, не исчерпывая своих запасов, как изменить тех, кто останется, потому что кто-то захочет остаться, так, чтобы они стали такими же приспособляемыми и непредвзятыми, какими, по сути дела, являетесь вы, и как дождаться, пока они уйдут, или, скорее, того времени, пока однажды вы не поймете, что вас давненько не посещали вооруженные силы Мейкена и что те мейкенцы, которые тут у вас, уподобились вам, что вы их приручили, что Волиендеста фактически независима, хотя номинально является частью империи Мейкен…

— И мы больше никогда не будем независимы? — простонал он.

— Да, практически. И вы попадете под власть Мейкена довольно скоро.

— Наши жители этого ни за что не потерпят, — возразил Ормарин. Он вспоминал свои долгие поездки по планете, разговоры об обороне, кровопролитии, добровольном мученичестве.

— Еще как потерпят. Вот увидите, ничего страшного тут нет.

Теперь Инсент и я поедем вместе с Ормарином и его коллегами по всей территории Волиендесты,