Так стоит ли переживать теперь, можно сказать, в аналогичном случае? — радостно заключил он.
— Нет, — будто прозрев, отвечала миссис Хант, — мне действительно не о чем тревожиться. Впрочем, — сомнения вновь закрались к ней в душу, — мне было бы спокойнее иметь деньги вместо облигаций. — И, словно объясняя и без того уже очевидную мысль, прибавила: — Из-за них мои ночи превратились в ад.
Надежда на досрочное освобождение от общества миссис Хант окрылила Колвелла.
— Ваше желание будет исполнено, — тотчас отозвался он. — Почему же вы не сказали мне об этом раньше, если это причиняло вам столько хлопот?
И финансист немедленно вызвал клерка.
— Выпишите чек на 35 тысяч долларов на имя миссис Роуз Хант, — распорядился Колвелл. — И перепишите 100 пятипроцентных облигаций Manhattan Electric Light на мой личный счет.
Передавая ей чек, он с теплотой в голосе произнес:
— Вот ваши деньги, миссис Хант. Мне очень жаль, что я невольно стал причиной вашего беспокойства. Но все хорошо, что хорошо кончается. Всегда буду рад вам помочь. Пожалуйста, не благодарите меня, не стоит. И всего вам доброго.
Он не сказал ей, что, переводя на себя ее счет, вынужден был заплатить 96 тысяч долларов за облигации, которые в открытом рынке можно было купить лишь за 93 тысячи. Колвелл был самым любезным человеком на Уоллстрит и, кроме того, много лет знал Ханта.
Через неделю пятипроцентные облигации Manhattan Electric Light вновь продавались по 96 тысяч долларов. Миссис Хант не замедлила переслупить порог Wilson & Graves. Ее очередной визит пришелся на обеденное время. Видимо, все утро она готовила себя к встрече с Колвеллом. Они поприветствовали друг друга как обычно: она — чуть смущенно, он — вежливо и с добротой.
— Мистер Колвелл, у вас есть еще те облигации, не так ли?
— Да, но зачем это вам?
— Я... я хотела бы забрать их обратно.
— Конечно, миссис Хант. Сейчас узнаю, сколько есть в продаже.
Он тут же озадачил клерка вопросом расценок пятипроцентных облигаций Manhattan Electric Light. Наведя нужные справки, тот выяснил, что
— Вот видите: они практически на том же месте, где и были, когда вы покупали их в первый раз.
На лицо дамы легло облачко сомнения:
— А... а разве вы покупали их у меня не за 93? По этой цене я и хотела бы их выкупить.
— Нет, миссис Хант, — уверил ее Колвелл, — я покупал их по 96.
— Но цена на них была 93! — упорствовала она. И в подтверждение своих слов заявила: — Разве вы не помните, это было во всех газетах?!
— Да, но я вернул вам сумму, которую получил от вас. И перевел облигации на свой счет. В наших книгах они зафиксированы, как стоившие мне 96.
— Но вы могли бы уступить их мне за 93, — настаивала она.
— Мне очень жаль, миссис Хант. Для этого нет никакой возможности. Если вы будете покупать их сейчас на открытом рынке, то окажетесь в том же положении, как и до того, как их продали. Но вы сможете неплохо заработать, поскольку в данный момент они идут вверх. Позвольте мне купить их для вас за 96,5.
— Вы имеете в виду за 93? — спросила она с понимающей улыбкой.
— По той цене, которую за них просят продавцы, — терпеливо поправил ее он.
— Ах, зачем вы позволили мне продать их, мистер Колвелл? — с легкой досадой на попустительство Колвелла спросила она.
— Но, моя дорогая мадам, если вы купите их сейчас, то ничего не потеряете. Наоборот, это даже лучше, чем если бы вы продолжали держать первоначальную долю.
— Хорошо. Но я не понимаю: почему я должна платить 96,5 за те облигации, которые в прошлый вторник продала за 93? Если бы это были другие облигации, — пояснила она, — я бы так не беспокоилась.
— Дорогая миссис Хант! Уверяю вас, нет никакой разницы, какие облигации вы держите. Они все выросли в цене: и ваши, и мои, и чьи-то другие. Ваша доля — ровно такая же, как и все прочие. Ведь это очевидно, не так ли?
— Д-да, но...
— Отлично. В таком случае вы находитесь в том же положении, в котором были, если бы ничего не покупали. У вас нет потерь, потому что вы получили свои деньги назад в целости и сохранности.
— Я хочу купить их, — голосом уверенного в себе человека, которого не обманут красивые речи, сказала его посетительница — за 93!
— Миссис Хант! Я бы с радостью купил их для вас по такой цене. Но в продаже нет ни одной облигации дешевле, чем за 96,5.
— Боже, зачем я заставила вас продать мои облигации?! — с надрывом воскликнула она.
— Вы слишком волновались из-за того, что они упали в цене, и...
— Да, но я ничего не смыслю в бизнесе. И вы это знали, мистер Колвелл! — осуждающе припечатала финансиста клиентка Wilson & Graves.
Он по-доброму улыбнулся ей в свойственной ему манере.
— Купить вам облигации? — спросил он.
Он был осведомлен о планах своей компании. И был уверен в том, что облигации пойдут в рост. Колвелл подумал, что миссис Хант даже смогла бы поучаствовать в распределении прибыли. В душе ему было жаль ее.
— Да, — будто уловив его мысли, отвечала вдова его друга, — за 93.
Она не сомневалась в своей правоте. Да и как было можно думать иначе, если еще несколько дней назад цена облигаций равнялась 93?! Мыслимо ли было выкладывать за них сегодня 96,5?
— Мистер Колвелл, даю 93 или ничего.
Как истинная женщина, она доверяла своей интуиции и чувствовала, что торг здесь уместен. Напряженная схватка и собственная дерзость почти лишили ее сил. Но в таких вопросах надо было проявить выдержку. Всем своим видом она показывала, что принципиально не пойдет на уступки.
— Тогда, боюсь, все закончится ничем.
— Э-э-э, всего доброго, мистер Колвелл, — обескураженно промямлила она, едва не заплакав.
— Всего доброго, миссис Хант.
Секундой позже он уже с головой ушел в решение рабочих проблем. Впрочем, напоследок все же сказал своей посетительнице:
— Если вдруг измените свое мнение, я буду рад...
— Я не дала бы вам больше 93, и не изменю своего решения даже через тысячу лет. — Она выжидающе посмотрела на него, проверяя, не раскаивается ли он в том, что заставил ее поволноваться. А затем послала ему одну из тех улыбок, к которым женщины прибегают как к последнему средству. Она будто говорила: «Конечно, я знаю, что ты все равно это сделаешь. Так стоит ли это обсуждать? Мой вопрос — всего лишь формальность. Я уповаю на твое великодушие, и мне нечего опасаться».
Но Колвелл только вежливо откланялся.
Цена на пятипроцентные облигации Man. Elec. L. Н. & Р. росла на бирже неприличными темпами. Снедаемая противоречивыми чувствами, пылая гневом и одновременно пребывая в печали, миссис Хант обсудила этот вопрос с кузиной Эмили и ее мужем. Родственники проявили редкую заинтересованность в делах безутешной вдовы. В ходе долгих совместных размышлений дамы склонились к довольно странным выводам, к которым даже супруг Эмили отнесся с известным недоверием. Однако кузины уверили друг друга в том, что со стороны мистера Колвелла было бы как минимум щедрым позволить вдове его бывшего друга купить облигации за 93. Более того, он будет просто обязан позволить ей купить их за 96,5. Когда эта нетривиальная идея вызрела в их умах, миссис Хант поняла, что ей следует делать. Чем больше она размышляла, тем сильнее разгорался в ней огонь справедливости. И вот одним прекрасным утром она вновь
