передышку. Всего лишь на один день он был впереди, на Красном корабле Курля.
Утром земля на севере и юге казалась оборкой, сотканной из тканей. Впереди и позади лодки под ярким солнцем серебром сверкала вода.
Оайве съела кусочек хлеба. Ветер гнал лодку вперед, и нужды в колдовских Силах пока не было. То, что она сделала, поражало ее. Все чары, которые она использовала, были всего лишь вариациями обыкновенного, простого соединения и разъединения, искусством маскировки и умением оказывать влияние, которое Посвященный приобретает над чувствами и ощущениями других.
С тех пор, когда ее впервые познакомили с колдовством, она и не думала, что воспользуется Магией подобным образом, не представляла, что вообще когда-нибудь воспользуется ею.
К полудню ветер стих, и Оайве пришлось подгонять лодку с помощью своих Сил. Тут ей пришло в голову, что она, возможно, сумеет догнать Красный корабль, ведь без ветра он может продвигаться вперед только на веслах. На виду у всей команды Седой вряд ли воспользуется теми же средствами, что и она, разве что он уже обнаружил, что жрица по-прежнему преследует его, и позаботится о ней раньше…
Она сидела на румпеле, всматриваясь вперед и ждала.
Незадолго перед вечерней зарей на фоне заходящего солнца обрисовалась высокая мачта с убранным на рею парусом. Когда стали видны очертания корабля, Оайве узнала его. Это был Красный корабль. В штиль он лишь медленно дрейфовал вперед.
Она не стала заставлять лодку плыть быстрее. Постепенно на борту Красного корабля она разглядела людей. Один мужчина стоял на корме, но это был не рулевой. Это был Седой.
Отчаяние охватило жрицу, она поняла, что чужак тоже видел ее.
Оайве услышала, как он закричал через всю поверхность воды, разделявшую их. Но он звал не ее, а кого-то, кто находился позади нее. Он поднял руки — и тогда взвился ветер.
Он толкнул лодку гигантским кулаком. Оайве едва смогла удержать румпель. Пылающая краснота солнечного заката слишком рано сменилась чернотой ночи. Ветер несся теперь в небе огромной крутящейся воронкой. Седой вызвал эту бурю, словно позвал собаку.
На Красном корабле подняли парус и судно бешено помчалось на запад, рассекая волны словно отточенное лезвие клинка. Кильватерная струя, настигнув, ударила лодку, как тяжелая плеть.
Способность совершать чудеса покинула Оайве. Теперь ветер яростно атаковал ее лодку. Он сорвал с мачты парус, и парус хлопал под порывами ветра, удерживаемый только несколькими тонкими фалами. Оайве испугалась и в то же время рассвирепела. Лодка летела как на крыльях.
Небо и вода стали цвета свинца. Красного корабля она больше не видела. Вода клокотала, будто из ее глубины всплывали, разъяренно сражаясь, огромные чудовища.
Во мраке сверкнула молния, и на мгновенье Оайве увидела впереди Красный корабль, похожий на спасающегося бегством черного лебедя.
Какими волшебными силами должен располагать Седой, чтобы подчинить, сделать полезной себе стихию!
У Оайве было ощущение, что под днищем лодки бьется, стараясь вырваться из сетей, взбесившаяся касатка.
И вдруг касатка вынырнула! Озеро поднялось на дыбы, увлекая за собой лодку. Оайве отчаянно вцепилась в румпель. Мир, казалось, взлетал высоко в небо и с оглушительным грохотом обрушивался вниз, и все это захлестывала вода. Казалось, лодка наскочила на стену. Мучительно рванувшись, парус оторвался вовсе, гик, качнувшись, слегка ударив ее по лбу.
Искры засверкали у нее пред глазами, казалось, они взрывались у нее в голове. Она почувствовала, как качающаяся лодка вышвырнула ее, но в странном оцепенении это не показалось ей столь уж значительным и важным событием. Вода была такой холодной, что Оайве почти сразу потеряла сознание.
Наполненная приятным теплом, она парила в черной тишине. «Дура! Глупая безрассудная ведьма! — ругался кто-то ей в ухо. — Не смей тонуть, проклятая дрянная девчонка!»
Она пыталась оттолкнуть этот беспокоящий ее голос. Тишина намного приятней…
«Дура! Слушай, ты, сумасшедшая! Реликвия. Кость! Я украл ее у тебя. Разве ты хочешь оставить ее у меня? О, конечно, проще утонуть, чем попытаться одолеть меня! Но ты сделаешь это! Кровью и душой в твоем теле заклинаю — ты это сделаешь!»
Что-то причиняло ей боль. Внезапно Оайве начала сопротивляться, дернула ногами. Голова ее вынырнула на поверхность воды, а руки ухватили воздух, пытаясь удержаться за него. Пальцы наткнулись на что-то твердое, и она обхватила этот предмет руками. Это оказалась сломанная рея ее лодки. Треснувшие доски обшивки и части рангоута расплылись во все стороны и бессмысленно качались на волнах. Ее вдруг затошнило, и из нее вылилась вода, которой она наглоталась.
Скорчившись, Оайве лежала на рее. Вода снова успокоилась, и жрица видела, как в ней отражаются прояснившееся небо и бледные звезды. Шторм прекратился. Она намеревалась отослать обратно в город взятую без спроса лодку, но теперь это было невозможно — от лодки остались лишь обломки.
Только сейчас Оайве заметила, что движется по лучу света. Она подняла голову. Вокруг реи был обвязан канат, за который ее тянули. Канат поднимался вверх через фальшборт Красного корабля, где горел фонарь. Двое мужчин извлекли ее из воды, будто рыбу.
Каюта в центре корабля была темным помещением с низким потолком и без окон. Стены были выкрашены в красный цвет не только внутри, но и снаружи каюты, а пол, на котором она сидела, покрывали мягкие меховые ковры. Даже угли в закрепленных металлических жаровнях рдели багровым светом, словно хотели быть в тон всему остальному.
В воде Оайве потеряла свою накидку. Кто-то из команды принес ей грубый шерстяной плед, чтобы она могла обсушиться. Никто из мужчин не заговорил с нею и даже не взглянул на нее.
Сначала она настолько обессилела, что мысли о плене просто не приходили ей в голову, но теперь она пришла в замешательство. Несомненно, Седой намеренно опрокинул ее лодку: Зачем же тогда он ее спас? Может быть, он не хотел отвечать за ее гибель? Он мог убить ее еще в Храме. И не сделал этого.
Враждебное отношение команды напомнило ей о жителях деревень. И это запутало ее еще больше. Седой был магом, они же видели, что именно он вызвал бурю. Почему они считают опасной ее?!
Тут Седой вошел в каюту.
Она думала, что по-прежнему ненавидит его, но почему-то не почувствовала злости, ничего от прежней жажды мщения, а, напротив, необычайное облегчение — его лицо вызывало доверие и не внушало страха.
— Ну? — сказала она. — Что же дальше?
— Да, что же дальше? Не пожелаете ли вы уничтожить меня колдовством? Видите, вас не связали. Конечно, ведь вас не удержит ни один канат.
— Почему они меня боятся? После того, что сделали вы… Он рассмеялся. Его волчьи зубы произвели на нее
сильное впечатление.
— Я утверждал, что это сделали ВЫ; вы — искушенная колдунья и вызвали бурю, — объяснил я им. Я же только пытался предотвратить ее своими скромными Силами, но безуспешно. Вы должны были слышать, как они ликовали, посчитав, что вы утонули. Но я распорядился выловить вас.
Я сказал им, что благодаря купанию, ведьма лишается своих колдовских сил как минимум до следующего полнолуния, и что может произойти несчастье, если они позволят вам утонуть. Ну, как вам моя история? Они бы поверили всему, как бы безумно это ни прозвучало. Но вы и в самом деле потеряли в озере свою волшебную Силу, не так ли? Стоило разразиться шторму, и вы ударились в панику, как гусыня, которую преследует волк.
— Вы очень метко выбираете слова, — съязвила она. — Седой Волк!
Оайве ожидала, что это оскорбительное уточнение заставит его взорваться, выплеснет наружу все его зло, но этого не случилось. Лишь его глаза стали вдруг бледными и безжизненными, будто он каждый миг опасался нападения, которое, похоже, было первым подобного рода.
И тут она вспомнила голос, прозвучавший в ее ушах, когда она чуть не утонула, голос, своей насмешкой возвративший ее к жизни, голос Седого!
Оайве медленно заговорила, обдумывая каждое слово:
— Вы могли похитить реликвию, не заходя в Храм, однако явились лично и в своей излюбленной манере
