Не шептался, кажется, только с господином Драголюбом – учителем. Недаром по Майдан-пеку уже давно шла молва, будто новый господин начальник как-то косо смотрит на учителя Драголюба. Может быть, отец Пера что-нибудь про него насплетничал (ведь он, прости меня боже, от нечего делать любит посплетничать). Во всяком случае батюшка безусловно принял грех на свою душу, если сказал про учителя что-нибудь плохое, потому что он человек неплохой. Правда, он не любит толкаться среди людей, но свое дело знает. Целыми днями плетет корзины или собирает улиток и раковины и мастерит рамки для портретов, а то заберется в сад или в лес, ляжет на живот и читает часов пять-шесть подряд. В школе с детьми он разговаривает так, словно они ему родные, а не чужие. Даже наказывает их как-то по-своему, не палкой, а словами да уговорами. Впрочем, каков ни есть учитель, главное, что господин начальник с ним не шептался.
Мало-помалу приближался и день св. Дмитрия. Люди нет-нет да и заведут разговор: кого в этом году выберем пастухом. Оно бы можно, конечно, и вовсе не говорить об этом, что тут толковать, двенадцать лет Иона ходит в пастухах. Бывало, сойдутся люди на сбор, если есть за что, поругают Иону, а потом опять его же и изберут. О чем же тут особенно толковать-то, да еще заранее.
Это-то так, но теперь такого рода разговоры заводили пекарь Станко и булочник Самойло. Чего уж им вздумалось, бог их знает. Ну, поговорили бы и ладно, а то ведь ходят из дома в дом, секретничают, шепчутся, листочки какие-то в карманах таскают и людям их суют, а то, бог ты мой, как начнут на пло-шади кричать. И никак не разберешь, чего им нужно. Но вот однажды в кафане отец Пера поднял кулак и закричал: «Не хотим больше Иону, знаем мы, чей это кандидат!» Люди в кафане разволновались и долго об этом говорили. А лавочник Елисей опять бегал к ремесленникам, которые у него брали в долг, и рассказывал им о каких-то «агитаторах, которые вот уже двенадцать, лет злоупотребляют доверием народа», и тоже кричал: «Не хотим Иону!»
Чего уж им вздумалось, бог их знает! Мало того, отец Пера составил какой-то список, а булочник Станко показал его некоему Фердинанду (чему есть свидетели и сегодня) и будто при этом воскликнул: «Пусть народ скажет свое слово!»
А кроме того, и отец Пера, и Елисей, и Станко часто стали наведываться к господину начальнику, и, говорят, однажды Елисей просидел у господина начальника до двенадцати часов ночи. Но вот как-то раз все стало ясно. За день до дня св. Дмитрия, около полудня, когда прошел дождь и небо прояснилось, возле лавки Елисея стояли отец Пера, учитель господин Драголюб, бакалейщик Елисей, пекарь Станко, хозяин кафаны Янач и лесничий Иосиф, который ни разу в жизни не причесывался, и поэтому при первом взгляде на него можно было с уверенностью сказать, что он из леса, и еще несколько «граждан», как стал теперь говорить отец Пера.
А «граждане», разумеется, как и всякие другие «граждане», мало ли о чем могут разговаривать. Отец Пера рассказывал, например, какую вкусную рыбу подали ему вчера на ужин, и при этом трижды воскликнул:
– Это не рыба, доложу я вам, а настоящая халва.
Учитель господин Драголюб рассказал, как он из прекрасных прутьев сплел красивый стул и окрасил его в красный, белый и голубой цвета.
А лавочник Елисей возьми да и спроси его: «А мог бы ты, брат, сплести прекрасное паникадило для церкви?» Лесничий Иосиф чуть было со смеху не лопнул и, похлопав Елисея по плечу, сказал: «Однако, брат, и буйвол же ты!» И тут все заговорили о паникадилах. Лесничий Иосиф рассказал, будто где-то в России есть огромное паникадило, «похожее на балкон» и размером «что твой корабль», оно само зажигается во время службы божьей и само гаснет после службы, а внутри паникадила комната, в которой сидит пономарь.
Так поговорили они некоторое время о паникадилах и других вещах, а потом как-то сам собой разговор перешел на пастуха. И сначала все было хорошо Елисей-бакалейщик спрашивает у господина Драголюба: «Как вы думаете, господин учитель, кого бы нам в этом году взять пастухом?» – и при этом он лукаво подмигивает отцу Пере.
– Я думаю, – отвечает господин Драголюб, – раз Иона столько лет был пастухом, то пусть его и дальше в пастухах ходит. За скотом он хорошо смотрит…
Станко-пекарь потянул Елисея за полу пиджака, а поп Пера стукнул палкой о землю.
– Не уж, господин учитель, не выйдет по-вашему!
– Почему? – удивился учитель.
– А потому, – говорит Елисей, гордо выпятив грудь, – зря народ бунтуешь! Знаем мы, чего ты хочешь и куда метишь, но мы ведь тоже не дремали!
– Да что с вами, уважаемые, с чего вы это взяли… – начал оправдываться учитель.
– Нечего притворяться. Это все твои ловушки, но народ свое дело знает, народ не допустит. Вот послезавтра день святого Дмитрия, тогда и посмотрим, на чьей стороне правда! – восклицает булочник Станко и бьет себя кулаком в грудь.
И тут началось! Елисей полез на ящик, валявшийся возле лавки, учитель, подняв руку, кричит: «Давайте же разберемся!» Отец Пера машет во все стороны поднятой палкой, булочник Станко, подскакивая на одном месте, бьет себя кулаками в грудь, лесничий Иосиф, обхватив руками косматую голову, трясет ее, а вокруг толпится народ и ждет, чем это все кончится.
Все кончилось мирно, но тем не менее всем стало ясно: в Майдан-пеке появились две партии. Одну возглавляют отец Пера и Елисей, а другую – учитель Драголюб, который все еще никак не мог понять, как это случилось, что он стал во главе какой-то партии, но отнекиваться было поздно, поскольку дело приняло серьезный оборот. А самое главное, оказалось, что его партия выступает «против полиции», или, вернее сказать, «против правительства».
Можете себе представить, как прошел канун дня св. Дмитрия в Майдаи-пеке. Пожалуй, мне никто не поверит, но в этот день Елисей-бакалейщик закрыл свою лавку, а отец Пера даже отказался крестить ребенка, учитель и тот пожал плечами и отпустил учеников по домам, и разлетелись они по Майдан-пеку, бегают, кричат, и кажется, прости меня боже, будто весь Майдан-пек сошел с ума.
Наконец, настал день св. Дмитрия. Весь Майдан-пек собрался на площади – все народы, все веры; и все как-то встревожены, стоят кучками и только перешептываются между собой. Елисей первый возвысил голос. Он сказал:
– Братья, прежде всего нам следует выбрать председателя, как это делают во всем мире.
