Постучали в первую дверь налево. Полуприоткрыла дверь девушка «Нам бы с Виктором поговорить». — «Ох, — сказала девушка. — А его нет. Мы его только вчера похоронили. Убили его. Из окна выбросили. Вы не слышали?» — «Да мы из Москвы. Извините», — сказал я.
Дверь закрылась. «Ни хуя себе, — сказал я Юре. — Я его здесь высадил 23 сентября у дверей: весёлого, бронзового, как дервиш, в рубахе с цветами…» — «Да, — потупился Юра. — История…»
Вечером мы приехали к Берсеневу. Было уже совсем темно. Остановившись у подъезда многоквартирного и многоэтажного дома, приятель выглянул в зеркало: «Это за вами, Эдуард Вениаминович, чёрная «Волга» шла и сейчас паркуется? Или за мной?» — «За нами», — односложно ответил я. Спустя десять минут я сидел на кухне у Берсенева напротив него и слушал историю. Виктор зашёл к Берсеневу 16 ноября поздно вечером. Он приехал в район улицы Попова к своей девушке, поссорился с ней и зашёл к Берсеневу. Остался ночевать. Утром проснулись поздно (кажется, это был выходной день) и целый день пили чай и разговаривали. «Нет, не выпивали, Эдуард Вениаминович, честное слово. Ну чего, он уж мёртвый, я не стал бы врать. А потом, вы же знаете, пьяница из меня никакой, после двух рюмок спать валюсь… О чём говорили? Да обо всём на свете… Что вы должны вот-вот приехать. Он хвастался, и не только мне, что был с вами на Алтае. Для него это целое дело, воспоминания жизни… Вечером у него кончились сигареты. Где-то в 23:30 он пошёл за сигаретами. Ну и не вернулся…» — «Вы его ждали, Женя?» — «Я подождал и лёг спать. Думаю, странно, что он не появился. В центр к себе он уже уехать не мог — общественный транспорт у нас плохо ходит, в это время уже не уедешь. Вы же ехали первый раз когда, помните, сорок минут на автобусе. Правда пешком можно, пешком короче, автобус объезжает, но пешком надо через частный сектор, а там совсем мрачно, Вы же ехали, помните…» — «А как вы узнали, что он погиб, Женя?» — «Да в газете своей узнал, я, правда, там уже не работаю. Но кто-то мне из газеты сказал: ты не знаешь такого? Вот его рядом с тобой нашли, из окна его выбросили. Будто бы пьяная ссора была…» — «Тебя допрашивали?» — «Нет, Эдуард Вениаминович…» — смущённо сказал Берсенев. Небольшого роста, белый, с хлопающими ресницами, рассеянный, дальнозоркие плывущие глаза под очками. «Я знаю, что в нашем магазинчике его видели в тот вечер, сигареты он купил. Потом к нему подошли какие-то мужчины, и он с ними ушёл. А уже часам к четырём ночи его тело нашла женщина, выгуливающая собаку. Лежал. Дознание произвели. Вроде арестован кто-то. Говорят, бытовое убийство. Они его к себе пригласили. Чего- то не поделили. А что вы думаете?» — «Виктор был неконфликтной персоной. Не имея даже паспорта, он умудрялся не иметь проблем с милицией. Он со всеми ладил. Он ездил у меня на переднем сиденье УАЗика именно по этой причине, он улаживал все ссоры и проблемы. Алкоголиком он не был, был, как американцы говорят, street wise, успокаивал даже пьяных алтайцев, для которых подраться в пьяном виде — национальный спорт. Так вот, представить, что такой мужик, 42 лет, погиб в бытовой ссоре через 4,5 часа после того, как вышел трезвый от вас за сигаретами, представить трудно. Тем более трудно поверить, что, неконфликтный, он мог вызвать в ком-то гнев достаточный для того, чтобы столкнуть его из окна… Не верю… Вы бы узнали в своей газете подробности…» Берсенев сказал, что постарается.
На следующий день часам к двенадцати Берсенев вышел проводить меня и Николая, к дому Берсенева должна была подъехать машина с Семёном Пироговым. Автомашина ГАЗик — подъехала. Шофёр, приятель Пирогова и пьяный вдребезги старичок-боровичок Пирогов на заднем сиденье. Мы с Николаем уселись рядом с Пироговым. Слежки за нами вроде бы не было заметно. На выезде из Барнаула вначале, я видел, затормозили автомашины понятых, а затем затормозили нашу. Сцену с угрозовцем и злым юным гэбэшником из книги «Охота на Быкова» я только что воспроизвёл.
Несмотря ни на что, я не связал тогда убийство Золотарёва со слежкой за мною, не связал его с деятельностью конторы. Свидетельство тому книга «Охота на Быкова», в ней я не упомянул об убийстве Золотарёва.
Путешествие с пьяным Пироговым через весь Алтай было мучительным. Всё же в тот вечер мы добрались до хутора. Оставив обоссанного Пирогова (он часто выходил отлить и делал это на ветру) в Банном у брата, мы прибыли в темноте на заснеженный хутор. Наши ребята дико обрадовались смене людей. Оставив там Димку, Николая и Сергея Гребнева, я выехал в снегопад с четырьмя сменившимися нацболами в Барнаул. Кажется, 4 декабря. Если бы мы не выехали в тот день, то, возможно, не смогли бы выехать до весны. Вместе мы добрались до Новосибирска, а оттуда, посадив товарищей в поезд на Москву, я выехал в Красноярск, чтобы продолжить работу над книгой.
2 января 2001 года я и крошечная Настя сели в поезд на Москву. 5 января были в Москве. 18-го я сдал рукопись в «Лимбус-Пресс»
На некоторое время я забыл о колпаке, под которым нахожусь, и о конторе. Напомнил мне о ней бывший сотрудник «Лимонки» (и до 1994 года сотрудник конторы), писавший в газете под псевдонимом Алексей Невский. Я позвонил ему в январе и спросил, не забыл ли он обо мне. «О вас, Эдуард Вениаминович, не дадут забыть, — засмеялся он в трубку. — Зайду, расскажу». Оказывается, после того как я с ним встретился пару раз в октябре, его вдруг стала спешно разыскивать его прежняя организация. Заместитель начальника управления встречался с ним и сообщил: «Плетётся ужасный заговор», — после чего предложил ему стучать на меня. Невский отказался и вот сообщил мне. Именно тогда я стал смутно догадываться, о чём идёт речь. Контора или поняла буквально проект «Другая Россия», опубликованый в качестве предполагаемого, в сослагательном наклонении в НБП-Инфо № 3. Или же получила у правительства разрешение на разработку Национал-большевистской партии.
Небольшое отступление об НБП-Инфо. Об этом издании станут, безусловно, много говорить на суде над нами. Эта публикация была задумана как прообраз теоретического журнала НБП. С целью разгрузить газету «Лимонка» от утомительных и скучных для рядового читателя партийных материалов. Периодичность публикаций не была оговорена, выход предполагался по мере накопления материалов. Вышло три номера НБП-Инфо — и все три представляли собой восьмистраничное, на газетной бумаге, издание формата А-4, тираж издания был 500 экземпляров, и печатали мы все три номера во Владимирской офсетной типографии, там же, где газету «Лимонка». НБП-Инфо было легальным изданием и то, что оно печаталось в типографии, открыто, тиражом, — лучшее подтверждение этого факта.
Проект же «Вторая Россия» был напечатан в третьем, евразийском (потому что там печатались отрывки из книги князя Трубецкого) номере НБП-Инфо. Проект представлял собой теоретическое рассуждение о том, что если бы существовала достаточно радикальная политическая партия, то она могла бы заявить о себе, организовав партизанскую борьбу на территории республики Казахстан, то есть на территории со значительным русским населением. С целью отторжения северной территории от республики Казахстан, о создании там сепаратистского русского государства — Второй России.
Какой ещё «ужасный заговор» мог иметь в виду заместитель начальника Управления по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом? (Невский сказал, что заместитель, должно быть, в чине не менее чем генерал-майор.) Другого не было. Дальнейшие события только подтвердили ход моих мыслей. 8 февраля был задержан на вылете из Шереметьево мой старинный, с 1981 года, друг — французский писатель и переводчик Тьерри Мариньяк. Его уже ждали в аэропорту сотрудники ФСБ, присутствовал и переводчик. Из испуганного француза вытрясли всё, что он в России набрал: рукописи молодых писателей (преполагалось, что они будут переведены и напечатаны во Франции), глянцевый журнал для мужчин «Амадей» с моей большой статьёй о легендарном наёмнике Бобе Денаре, в 1977 году захватившем Каморские острова и процарствовавшем там 12 лет, создавшем там своеобразную «республику наёмников», плюс моё письмо Бобу Денару. Я познакомился с Денаром в марте 1994 года, незадолго до отъезда на ПМЖ в Россию. Старый «пират», персонаж Стивенсона, был со мной необычайно дружелюбен и подозрительно интересовался не столько Россией, сколько странами Центральной Азии, отложившимися от России республиками. Его интересовало, куда можно вложить сбережения, накопленные им за годы боевых авантюр, а также он искал службу. Будучи некогда военным советником Президента Бонго около 14 лет, Денар хотел бы поработать военным советником в одной из стран Центральной Азии. Дело в том, что Денар впервые тогда, в 1994 году, вернулся во Францию, ожидал суда, который обещал быть мягким, и уже скучал по новым приключениям. Хотя он и поцеловал родную землю Бургундии после долгой разлуки, уже тогда она ему, видимо, надоела. В 1995-м я уже посылал Денару журнал «Амадей» и письмо. Но мой посланец до него и тогда не добрался. Дело в том, что летом 1995 года Денар попытался отбить свои родные Каморские острова, потерпел фиаско и был арестован. И вот через семь лет я опять послал ему единственный оставшийся у меня журнал «Амадей» и письмо в котором рассказывал, что я делал за эти годы, а именно — создал партию. Рекомендовал ему вложить деньги в предприятия Рудного Алтая и сообщал о плачевном
