— Теперь — точно не пропадем!
— А то! Перш завсегда поможет!
— Такой у нас теперь лекарь свой — получше иных университетских профессоров будет!
По лицу кузнеца пробежала горделивая улыбка. Кельман подмигнул ему и отошел к камину, к склонившейся над блокнотом Миле.
— Что у тебя? — спросил он, присаживаясь на подлокотник ее кресла.
— Да так, — она смутилась и прикрыла рисунок ладонью. — Ничего особенного.
«Засмеет», — услышал Кельман.
— Я видел твое море. Оно прекрасно.
Щеки Милы покрылись бордовыми пятнами.
— Спасибо, — пробормотала она.
«Я же просила его никому не показывать! Зачем он это сделал?!».
— Прятать ото всех такое диво — преступление. Мы же друзья, Мила.
— Ладно, — ответила она после минутного молчания. — Смотри.
На картине был изображен туман. Клубящиеся космы казались объемными, липкими, они притягивали взгляд и, одновременно, вызывали ощущение того, что нечто ужасное, смертельно опасное, сокрыто в серой бесформенной мгле. У Кельмана по спине побежали мурашки.
— Кто там? — почему-то шепотом спросил он.
— Не знаю, — тоже шепотом ответила Мила и отвернулась.
Некоторое время Кельман рассматривал ее нервно дрожащие плечи, потом поднялся, подошел к столу и налил себе самогона. Вчерашнее желание выпить воды вернулось с новой силой.
— У меня нет денег, — напомнил он сам себе. — Платить больше нечем.
«Все продать! Дом, мебель, утварь, только чтобы узнать, что со мной станет. Хоть глоточек. Хоть каплю. Я же должен научиться. Стать сильнее. Я уверен, что способен на большее».
— Крутит? — спросил чей-то сочувственный голос.
Кельман поднял голову и увидел стоящего рядом Перша. Криво улыбаясь, кузнец вынул из его руки осколки стакана.
— Прости, я не хотел… Сам не знаю, как оно получилось.
— Я понимаю.
— Надо надраться.
— Точно.
— Чтобы поскорее вырубиться.
— Избавиться от соблазна.
— Да.
Они обменялись понимающими взглядами.
— Берем бутыль — и на чердак.
— И никакой закуски.
— Правильно. Так оно надежнее.
Поднимаясь по лестнице вверх, Кельман заметил, что гостей сильно поубавилось. И уютное кресло возле камина стояло пустым.
Кельман проснулся от крика. На улице едва-едва рассвело, слабые солнечные лучики робко пробирались сквозь крошечное чердачное окошко.
— Господи! Господи! Господи! — повторял дикий, совершенно нечеловеческий голос.
Послышался равномерный стук. Отшвырнув пропахшие пылью одеяла, Кельман рывком поднялся и бросился к двери.
Происходящее внизу выходило за пределы его понимания. Перш стоял на коленях и ритмично, безостановочно бился головой о стенку.
— Мила! Мила! Мила! Моя Мила! — заслышав шаги, он повернул к лестнице слепое от слез лицо и сказал: — Она повесилась. Она повесилась в нашей спальне.
Он протянул Кельману слегка влажный листок бумаги. Тот самый рисунок. Туман. В левом верхнем углу четко была выведена одна-единственная строчка: «Столько я заплатить не могу».
— Она ходила к источнику.
— Я тоже туда пойду! — закричал кузнец. — Я отдам ему все, пусть только даст мне еще воды.
— Перш…
— Я стану искуснее и смогу вылечить Милу!
— Перш. Мила умерла. Ты не сможешь ее вылечить.
— У меня получится.
— Она умерла, понимаешь?
Тяжело опираясь о стену, кузнец поднялся и оглушенно глянул на него.
— Откуда ты знаешь, что я не сумею?
— Я не слышу ее мыслей. Совсем. Ничего. Ей никто уже не сможет помочь. Ее больше нет.
Перш обхватил голову руками и осел на пол. Он не плакал. Он сидел и смотрел на занавешенный тканью дверной проем, ведущий в спальню.
Возле источника стояла очередь. Длинная живая колонна, состоящая из подавленных, отчаявшихся людей.
— Ну, что тут у нас, — говорил Сирил, рассматривая очередное подношение. — Отрез лульского шелка?
— Да, достойный господин. Лучший в мире шелк, да и расцветочка какая — загляденье, — Амс искательно потирал пухлые ручки.
— Ладно, полведра, пожалуй.
— Ах, спасибо, спасибо.
— Посмотрите на эту вазу, господин, настоящее чудо!
— Неплохая ваза, очень неплохая. Даже странно видеть ее в такой глуши.
По мере того, как Кельман продвигался вперед, гора даров возле ног Сирила росла. Чего там только не было — золотые и серебряные монеты, искриты всех размеров и цветов, какие-то древние книги и рукописи.
— Показывай.
— У меня ничего нет, — сказал Кельман, тщетно пытаясь уловить мысли Сирила.
— Зачем тогда пришел?
— За водой.
— Ты должен мне чем-то заплатить.
Кельман напряженно всматривался в узор прожилок на каменной раковине. Близость источника сводила с ума.
— Я готов.
Сморщив длинный нос, Сирил изучал просителя.
— Хорошо. Вижу, твой талант — не в мастерской ловле мух и не в шевелении ушами.
— Я читаю мысли.
— Знаю.
— Смогу ли я со временем слышать духов?
Сирил приподнял бровь.
— Возможно. Я не провидец.
— Что ты хочешь получить?
— Твою жену, — быстро ответил Сирил. — Отдай мне свою жену.
— Арина не продается! Она живой человек!
— Мне она не нужна живой.
— Что?… — Кельман попятился.
— Убей ее. Здесь. И я тебе дам сколько угодно воды, — глаза у Сирила были стеклянные, не
