терпеть не может омлеты, кисели, окрошку и гороховые супы.
В ответ, я попросила его вместо ванны купить домой душевую кабину. Ну не могла я больше сидеть в воде, чтобы не накатывали воспоминания о наполняющемся бассейне!
Пару раз пришлось наведаться в прокуратуру и дать Педоренко свидетельские показания. Тимофей Федорович сидел за столом совершенно несчастный, с распухшим носом и красными глазами. Вокруг шеи у него был намотан шерстяной шарф, а руки, сжимавшие ручку, были в перчатках.
Едва я зашла в кабинет, он начал отмахиваться так отчаянно, словно его атаковал рой диких ос.
– Фу-фу-фу-у-у-у!! Что за духами вы надушились?!
– От Мишкина, – честно призналась я.
Следователь вдруг резко вскочил, достал из шкафа какую-то жуткую приспособу и, натянув ее на лицо, стал похожим на инопланетянина.
– Если он такой вонючка, ваш Мишкин, я буду допрашивать вас в респираторе, – глухо, словно из бочки, сказал Педоренко.
– Да хоть в скафандре, – пожала плечами я.
Все формальности были улажены меньше, чем за час. По-моему, Педоренко очень торопился, так как сильно взопрел под своим респиратором.
– А что это вы там такое говорили про самый большой в мире бриллиант? – в конце допроса поинтересовался он.
– Я?! Не помню. Бредила, наверное. Вы же сами со своим видеонаблюдением дотянули дело до того, что я начала захлебываться! Должна же я была что-то говорить и в чем-то «признаваться»! Я вот думаю, а не накатать ли мне на вас жалобу, а?! Я ведь могла погибнуть, несмотря на то, что дом преступника был окружен ротой ОМОНа!
– Ой, идите, идите! – Педоренко подмахнул пропуск и по-царски махнул мне рукой, отпуская восвояси. – Но на суд вам все же придется явиться! – крикнул он вслед.
Я уже выходила из кабинета, но вдруг кое-что вспомнила и вернулась. Педоренко успел снять респиратор, но увидев меня, опять быстро его надел.
– Боже! Ну что еще?! Что?
– Я, пожалуй, не буду писать на вас жалобу. Только расскажите мне... Наш третий клиент, Лавочкин, вы нашли его? Он-то что натворил?
– Ой, да ничего он не натворил, этот ваш Лавочкин! Бабник он! Квазимодо проклятый!
– Казанова, – поправила я его.
– Да какая разница! Когда он на шоу это поехал, – ну, бой показательный, – машину поймал. А там за рулем дамочка. Бальзакавской выдержки. То, се, разговорились, он ей похвастался, что лучше него массажиста в городе нет. Чхи!! Ой, да идите вы отсюда уже!!
– Жалобу на вас писать?
– О-о-о-о! Ну не доехал Лавочкин до своего шоу! Любовь у них с дамой приключилась. Как у кроликов, знаете?!
– Примерно...
– К себе она его увезла и в своем загородном коттедже поселила. Одиночество у нее беспробудное было на тот момент. А тут мальчик молоденький подвернулся, свежая кровь, да еще лучший в городе массажист. Чхи! Ну, все понятно?!
– Нет. Откуда у него появились большие деньги?
– А не понятно?!
– Нет.
– Дамочка та – директор крупной фармацевтической компании. Она мальчика к себе в фирму устроила, уж не знаю кем! Оклад ему огроменный положила, и машину купила, и шмотки... В общем, делает все, чтобы он как сыр в масле катался, отпускать его не намерена, да он и не рвется. Ну, теперь все, душительница?
– Все.
– Уходите! – заорал он, содрав респиратор, под которым оказался красным как рак. – Уходите к своему Мишкину! Вы в могилу меня сведете! А-а-апчхи!
...Вот, пожалуй, и все события, которые запомнились мне в эти пролетевшие как один миг дни. Впрочем, – нет. Как-то у подъезда меня остановила Клара Сергеевна.
– Вы знаете, Асечка, – сказала соседка, – что-то неладное со мной в последнее время творится. Представляете, сижу я вчера вечером дома, шарфик вяжу. Вдруг – галлюцинация! Змея по дивану ползет! Я в «Скорую» позвонила. Врач приехал, говорит: «Пить надо меньше»! А ведь я и не пью вовсе, из спиртного – только настойку пустырника потребляю в медицинских дозах исключительно... Сегодня утром опять, возле ведра мусорного, смотрю – сидит! Глазками на меня смотрит, хвостиком виляет, язычок показывает... Я в крик. А ее уже и след простыл...
– Ее зовут Жизель, – засмеялась я.
– Что? – не поняла Клара Сергеевна.
– Вашу галлюцинацию зовут Жизель!
– Жи-зель, – по слогам повторила она. – Надо запомнить. Это что-то из потустороннего мира... Я помню, кажется, балет такой был...[7] Вы точно знаете, что она не опасна?
– Точно, – успокоила я соседку.
– Хорошо, тогда я ее покормлю. Булочкой!
Я не стала расстраивать добрую Клару Сергеевну, что булочкой тут не отделаешься...
А еще я позвонила родителям, в Бразилию, и сообщила, что выхожу замуж. Они равнодушно меня поздравили и даже не спросили, как зовут жениха.
Счастлива ли была я в предшествующие свадьбе дни?!
Не знаю.
Я считала часы и минуты, до того самого момента, когда мы встретимся с Дьяченко у дверей загса.
Увидев меня в свадебном платье, Кирка поморщилась:
– Все-таки купила эту ночную сорочку.
– Это дизайнерская вещь, ничего ты не понимаешь!
Кирка решила не портить мне настроение перед свадьбой и промолчала о том, что она думает об этой «дизайнерской вещи». Но когда я надела алые печатки до локтя, она завопила:
– Ну не-е-ет! Вот это только через мой труп! Аська, ты чокнулась? У тебя такой вид, словно руки по локоть в крови!!
Я глянула на себя в зеркало и решила, что, пожалуй, она права. От перчаток я отказалась. Но в остальном все сделала по совету Мишкина: минимум макияжа, волосы словно мокрые и немного взлохмаченные. Образ получился слегка небрежный, но стильный и необычный.
Лиза наверняка будет выглядеть рядом со мной провинциальной простушкой.
Жуль, с которым мы встретились у свадебного лимузина, одобрил мой внешний вид.
– Прикольно, – сказал он и оглянулся на маму – женщину, как две капли воды похожую на английскую королеву.
С тех пор, как мы подъехали к загсу, он то и дело искал маму глазами и жалостливо ей улыбался. Словно ребенок, который силится не заплакать, пообещав вести себя хорошо в детском садике. Мама ему подмигивала и ободряюще махала рукой.
По-моему, у меня будет неплохая свекровь. Свекровь – это то, чем с детства пугала меня бабуля, кроме военных и спортсменов.
Среди гостей было много тех, кого я не знала. Я чувствовала себя немного неловко, поэтому глазами постоянно искала Нару, Чесалова и Кирку с мужем, которая была свидетельницей с моей стороны. У Нары под глазом синел фингал, а на лбу красовался пластырь. Он постоянно подмигивал мне и строил рожи, значения которых я не могла понять. Чесалов вырядился в белый костюм и щедро раздавал направо и налево свои визитки зубного врача. Иногда он с таким интересом поглядывал, на Кирку, что ее муж играл
