— Но у меня нет никакой повестки!
— Вы получите. До свидания.
— Но…
Трубку уже повесили. Было начало двенадцатого. Работа совершенно не клеилась, все валилось из рук. Примерно через час к Алексу пришел какой-то незнакомый старик и принес повестку. Заставил расписаться на сером, как плохая туалетная бумага, бланке и ушел, не ответив ни на один вопрос.
В повестке значилось, куда, по какому адресу и в какое время должен прийти Александр по фамилии такой-то, такого-то года рождения, проживающий там-то и приглашаемый в качестве свидетеля по такому- то адресу. Время и дата были исправлены — «23.10.01 в 10–30» зачеркнуто, а вписано другое время — «22.10.01 в 16–20», как и говорила та тетка по телефону. Номер комнаты «24», фамилия следователя — Никоненко В.И.
Алекс сидел и долго разглядывал на этот бумажный клочок. С его появлением вся жизнь, похоже, круто менялась, и явно не в лучшую сторону. Было неясно, правда, как передали бы повестку, если б Алекс ушел чинить кому-нибудь компьютер, уехал на какую-нибудь фирму или просто куда-нибудь ушел. Но видимо тому, кому надо, передать повестку не составило бы особого труда. Теперь все это не имело никакого значения. К четырем двадцати нужно прийти к какому-то неведомому Никоненко В.И., который отныне и будет решать будущее Алекса. В чем его обвинят? Может он и правда свидетель? Но никаких преступлений на его глазах не было, ничего интересного он не видел, да и вообще никто из известных ему людей, вроде бы, ни в чем замешан не был. За собой Алекс тоже ничего криминального не мог припомнить.
«Наверное, Зайцев, подлюка, вляпался в какую-нибудь грязную историю и решил свалить всё на меня, — думал Алекс. — А я даже не знаю, о чем пойдет разговор! Хотя может это и к лучшему, будет ясно, что я тут не причем. Однако посадить можно кого угодно, было бы на то желание и воля».
Постепенно Алекс немного упокоился и решил, что надо все-таки выяснить, где находится здание этой чертовой прокуратуры. Загрузив программу «Адрес Москва», он без труда нашел искомый дом и прикинул, как можно пройти от ближайшего метро, и сколько это займет времени. Любопытно, что никакого правоохранительного учреждения по этому адресу программа не сообщала, хотя для соседних домов, она показывала всё, что там было, вплоть до мастерской по починке холодильников и некоего магазина «Домашний Инструмент». Оказалось, что добраться туда достаточно просто, и ближе к четырем часам он ушел из Института. Попрощавшись с вахтером, он предупредил, что сегодня уже не придет. «А может, и вообще не приду», подумал Алекс.
8
Бывают года, когда зима отказывается наступать. Осень мешкает, цвета меняются медленно и незаметно, в воздухе чувствуется напряжение. Тогда был именно такой год. Воздух покалывал холодом, обдавал свежестью, но совсем не той свежестью, что бывает весной. А в остальном — дни в такое время года похожи на весенние. Нежно-голубое небо, казалось, не воспринимало вторжения зимы, решительно сопротивлялось движению года в холодную сторону. В четыре часа дня было еще очень светло, но уже почему-то включили уличные фонари, а им нечего было освещать, день еще не угас. Солнце все еще висело над горизонтом на западе, отчаянно цеплялось за стены зданий и края крыш, но москвичи уже торопились по домам, не обращая никакого внимания на природный казус.
Место, куда был вызван Алекс, оказалось неприметным сероватым зданием, спрятанным среди домов сталинской застройки. Транспортная Прокуратура Юго-Западного Округа Москвы. Почему транспортная? Кроме общественного, никаким иным транспортом Алекс последнее время не пользовался. Единственный его личный транспорт — велосипед — уже давно стоял без дела и ржавел на балконе. Иногда его подвозили на своих личных машинах консультируемые пользователи компьютеров, но никаких происшествий при этих поездках, слава Богу, не случалось. Сам он в аварии не попадал и ничего аварийного не наблюдал. Алекс вошел внутрь здания и там показал дежурному свои документы с повесткой.
— Пройдёте на второй этаж, — оживился дежурный, — по коридору направо.
И тут же схватился за телефон и стал кому-то звонить. Эта сцена плохо подействовала на Алекса. Сразу вспомнился Штирлиц, шедший к Мюллеру. Поднявшись на второй этаж, Алекс увидел длинный коридор, вдоль которого располагался ряд дверей, а кое-где между дверями у стен стояли стулья. На некоторых стульях сидели люди. Стены коридора, почему-то, покрывал паркет. На полу паркета не было — только старый, исхоженный и местами порванный, грязно-белый линолеум. С обоих концов коридор заканчивался стенами с зарешёченными с двух сторон окнами. Местами на стенах, под листами плексигласа, висела всякая информация — картинки, тексты, образцы неких-то документов, фотографии. Поскольку окна в коридоре света почти не давали, то освещение производилось посредством обычных люминесцентных ламп, какие часто встречаются в государственных учреждениях. Некоторые из ламп перегорели, одна мигала и потрескивала. Алекс быстро нашел нужный кабинет. Дверь была обита искусственной кожей, кроме металлических цифр — «2» и «4», никаких других опознавательных знаков на двери не имелось. На ближайших стульях сидело пять человек.
— Извините, — как в поликлинике спросил Алекс, — в двадцать четвертый кабинет, кто крайний?
— Мужчина, за мной будете.
В тон ему ответила молоденькая миниатюрная девушка с дальнего стула. Алекс кивнул, сел на свободный стул и стал рассматривать других сидельцев. У самой двери расположилась на вид печальная и пожилая уже женщина в черном пальто и черном платке. Она тяжело посмотрела на Алекса.
— Тут вызывают, — тихо сказала женщина и опустила глаза, — ждите, и вас вызовут.
В руках у нее была такая же, как и у Алекса повестка, которую она держала поверх своей сумки. Алекс попробовал читать книжку, но быстро понял, что прочитанное не остается в его памяти — он по нескольку раз вычитывал один и тот же абзац, совершенно не понимая его содержания. Читать он просто не мог.
Становилось жарко. В отличие от поликлиники, в данном учреждении, несмотря на постоянное наличие некоторого числа посетителей, раздевалки не полагалось. А топили в здании очень хорошо, поэтому все сидевшие страдали от перегрева. От нечего делать Алекс стал анализировать впечатления о томившихся около него людях. Каждый решал проблему избыточного тепла по-своему. Сидевшая прямо напротив маленькая девушка сделала просто — сняла свою кожаную, круто навороченную куртку, аккуратно сложила ее и уселась сверху. Девушку плотно обтягивали модные джинсы, а белая водолазка сексуально подчеркивала её крепкую грудь. Поверх водолазки была одета расходящаяся спереди коротенькая джинсовая жилетка без пуговиц. Совсем короткие волосы девушки, казались мокрыми и иголочками торчали в разные стороны, имея ярко-зеленый, как майская трава, цвет. Девушка бесцеремонно разглядывала Алекса.
Восседавший рядом с девушкой худой старик в толстых очках максимально расстегнул и распахнул пальто и раскутал кашне. Алексу почему-то подумалось, что этот старик говорит именно по старомодному — «кашне», а не «шарф». На коленях он держал кейс, а на нём кожаную кепку, как у московского мэра. «Прям профессор, — подумал Алекс, — в старых фильмах так ученых изображали». Рядом со стариком, у самой двери кабинета номер двадцать четыре, находилась женщина в черном платке. Лицо ее было красным, а на лбу выступили капельки пота. Несмотря на жару, она ничего не делала для охлаждения, так и сидела в своем застегнутом на все пуговицы пальто и черном, туго закутанном, похоже шерстяном, платке.
На стороне Алекса было еще двое посетителей. Рядом с ним оказался толстый мужик в испачканном чем-то черным ватнике защитного цвета. Ватник был, полностью расстегнут. От мужика густо пахло машинным маслом и бензином. «Шофер, — продолжал свои наблюдения Алекс, — наверное, как и я, прямо с работы». Дальше находился еще кто-то, кого этот мужик загораживал.
По примеру девушки Алекс тоже снял свою куртку, но не стал на нее садиться, а сложил у себя на коленях.
Время тянулось невыносимо медленно. Постепенно от жары, монотонного жужжания люминесцентных ламп и запаха бензина, которого Алекс не переносил, у него разболелась голова. Никто ни с кем не
