Она согласилась:
— Пожалуй. Когда я увидела, Роберт, какая вокруг вас чехарда, во что вы превратили свою жизнь, то сказала себе: “Это подходящий экземпляр”. Дело в том, что мы, женщины, с рождения и до конца своих дней лелеем в себе надежду познать вас, мужчин. Чтобы было образней и понятней привяжусь к временам года. Самая мучительная и сладостная — весенняя форма надежды. Организм девушки просыпается и расцветает, с этим расцветает и надежда найти и познать ЕГО, самого лучшего, умного, сильного, смелого и верного — ее мужчину. С приобретением опыта весенняя форма надежды превращается в летнюю. Женщина кое-что уже знает, кое о чем догадывается, кое с чем смирилась, но все никак не может понять почему мужчина такой несовершенный? Почему так сложно его приручить? Почему он все время хочет того, что вредно и опасно для его жизни? От теории женщина давно перешла к практике, она смело ставит опыты, пускается в эксперименты. Это самое плодотворное время, которое неизбежно переходит в осеннюю форму надежды. Женщина доживает до такого возраста, когда она уже поняла, что понять мужчину невозможно, но еще не может с этим смириться. Она все еще надеется что-то такое про него узнать, что сделает ее счастливой. Объектом изучения становятся внуки. Которые вырастают, превращаясь все в тех же мужчин, про которых женщина ничегошеньки не поняла. И тогда женщина входит в зимнюю пору надежды. “Да, я ничего не поняла, — говорит она себе, — я жила ради мужчины, но он приносил мне только боль. Возможно, я умру, так и не разобравшись, что это за существо, живущее рядом? Но, возможно, это сделает моя внучка?” Такова зимняя форма надежды.
Мархалева озорно на меня взглянула и сказала:
— Так вот, Роберт, я переживаю летнюю форму надежды, самую любопытную. Пока еще я пытаюсь понять, что за фрукт, этот мужчина. Способен ли он сам узнать чего хочет или я должна ему объяснить и так далее и тому подобное.
Я вспомнил как метался от Светланы к Марии, от Марии к Аделине, как не мог разобраться в своих чувствах, желаниях и потребностях… Вспомнил и подумал:
“Да-аа, здесь есть что изучать”.
— Софья Адамовна, — со всей серьезностью сказал я, — надеюсь, результатами вы со мною поделитесь.
— Непременно, — с оптимизмом воскликнула она и с пессимизмом добавила: — Если они будут.
Наша дружба продолжалась до тех пор, пока я не покинул Москву. О том, как я в действительности отношусь к Мархалевой, можно сказать, узнал совсем случайно: когда уехал в Париж на конференцию. Там я вдруг обнаружил, что скучаю без нее. Все ее глупости, которые так меня раздражали, сразу показались милыми и забавными. Думаете я бросился ей звонить и объяснятся в любви?
Вовсе нет. Мой богатый жизненный опыт говорил: Роберт, все женщины чудовища — вспомни Марию. Все женщины предательницы — вспомни Светлану. Они перебежчицы — вспомни Кристину.
Ты не такой, Роберт, ты хранишь верность своей девчонке. Только ее любишь ты, свою девчонку с разбитыми коленками. И когда-нибудь ты ее найдешь. Сказав себе это, я решил, что нам с Мархалевой не стоит больше встречаться. Я знал на что иду. Да, какое-то время будет мучительно, но потом все забудется и наступит облегчение.
Назло Мархалевой (пусть она об этом никогда и не узнает) я стал чаще думать о своей бесшабашной озорной девчонке. Я представлял какая она теперь, чем занимается, так ли разбиты ее коленки?
Вернувшись домой, я почти не вспоминал про Мархалеву. Похоже, она тоже забыла меня.
И вот…
Однажды поздним вечером я сидел в своем кабинете и увлеченно работал. Вдруг раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и услышал категоричное:
— Роберт, срочно выйдите на балкон.
Это была Мархалева.
Сломя голову я помчался в спальню, ведь балкон у меня только там. Глянул вниз и ничего не увидел. Шел дождь, луну затянуло тучами, фонарь не горел; я хотел вернуться в квартиру, но услышал ее голос.
— Роберт! Черт возьми! Спуститесь ко мне! Я свалилась в траншею!
— Катастрофа!
Я схватился за голову:
— Как же это случилось? Софья Адамовна, вы же знали, что здесь все разрыли, под моим домом.
— Знала, но столько времени прошло, могли бы уже и закопать эту чертову яму.
— Меня поражает ваша наивность, Софья Адамовна, в нашей стране…
— Роберт! — взвизгнула она. — Вы стоите на сухом балконе, а я мокну в грязи под дождем. Давайте отложим политическую лекцию до лучших времен.
— Давайте, — согласился я и поспешил вниз.
Найти ее было легко, она, не стесняясь ругалась. Поскольку фонарь не горел, я остановился, вглядываясь в темноту.
— Роберт, почему вы стоите? — нетерпеливо спросила она. — Давайте мне свою руку!
— Я не вижу вашей руки.
— Да вот она, вот! Ловите! Ловите!
Я поймал, рука была мокрая и холодная.
— Вы замерзли, — сострадая, воскликнул я.
— Да, Роберт, по вашей вине, тяните меня, скорей тяните!
Я осторожно потянул ее на себя, земля от дождя раскисла, подо мной все пришло в движение, все поползло, я не устоял и… угодил в траншею.
— Так я и знала! — победоносно воскликнула Мархалева. — Роберт, порой вы душка, но чаще наоборот. Ни о чем вас нельзя попросить.
Я разозлился:
— Ну, Софья Адамовна!
Ничего хорошего ей сказать я не собирался, но к счастью зазвонил ее мобильный.
— Видите, как я занята, — сказала Мархалева, доставая из кармана трубку.
— Я тоже не гуляю, — буркнул я.
Едва она закончила разговор, как зазвонил мой мобильный.
— Видите, как я занят, — торжествуя, сообщил я.
— Я тоже не гуляю, — парировала Мархалева.
Я плюнул и полез в карман куртки. В этот самый момент из-за туч показалась луна. Луна осветило лицо Мархалевой, и случилось чудо. В ее мокром, залепленном волосами лице я узнал свою девчонку. Да-да, это была она. Вот я дурак! Это же сразу было очевидно!
— Софья Адамовна, — спросил я, — у вас бывают ссадины на коленках?
— Постоянно, — ответила она. — А уж сегодня их сколько хотите. Вам показать?
— Как же я их увижу? — удивился я, имея ввиду потемки.
Но она по-своему поняла:
— Действительно, вы же слепой. Совсем как тот мальчишка, который в юности таскался за мной. Проходу мне не давал, очкарик. Стоял под окнами, прятался за деревьями, подсматривал, следил, но так ни разу и не подошел ко мне. Трус подлый. Испортил мне всю жизнь. Даже имени его не знаю, а ведь могла бы быть счастлива с ним до сих пор.
Все было именно так, я действительно в детстве носил очки и не смог набраться смелости к ней подойти. Даже имени ее не знал, только прозвище.
— Ципа! Родная! Неужели это ты?!
Мархалева удивилась:
— Ципа? Откуда вы знаете мое школьное прозвище?
Я не стал отвечать, телефон надрывался. Это была мать.
— Роби, — категорически заявила она, — если ты и на этот раз меня обманешь, не знаю что с тобой сделаю. Больше откладывать встречи я не могу. Как хочешь, но Жанна назначила ваше свидание на завтрашний день.
— Хорошо, — ответил я, чтобы поскорей прекратить разговор. — На завтра так на завтра.
