— Д-давай… С-скорее… д-давай…
«Вот почему Заика», — отстраненно подумал Антоний.
Наконец он протиснулся, спрыгнул на землю. Отпихнул суетящегося Пашку.
— Сгинем вместе! В разные стороны давай… Потом найду!
Кинулся было за угол, а навстречу, запутавшись в ножнах шашки и раздувая щеки от одышки, грузный городовой в башлыке. Назад! К рысаку-зверю теперь хода нет!
Краем глаза успел заметить, как у дальнего фонаря мелькнуло в круге желтого света модное длинное Пашкино пальто с барашковым воротником. Мелькнуло и пропало.
В проулок? Откуда ни возьмись вывернулся дворник в белом фартуке с медной бляхой. Раскинул длинные руки, силясь поймать.
Антоний, не останавливаясь, сильно двинул кулаком в бородатое лицо. Оттолкнул жадно цеплявшиеся руки, запнулся, почувствовал, что дворник успел вцепиться мертвой мужицкой хваткой, как, наверное, когда-то его предки вцеплялись в конокрадов, сводивших со двора коняг-работников. Сзади навалились еще, тяжело сдавив сразу всего, повалили. Наверное, тот городовой. И трели свистков отовсюду.
Поймали за руки, заломили их за спину и начали вязать.
— Ишь воно как, — утирая шапкой кровь из разбитого носа, сказал дворник, — совсем стыда в людях не стало.
— Подымай! — простуженным голосом скомандовал городовой. — В участок его…
Из сводок департамента полиции за 1916 год:
«В Петрограде задержан мошенник, именовавший себя князем Н.Д. Маврокордате или князем Ю.Н. Волконским, ранее гастролировавший в городах Владивостоке и Ростове-на-Дону. В Петрограде жил в гостинице „Европа“ по Гороховой улице в доме 59. Совершал кражи у женщин, с которыми знакомился. Выбирал для знакомств кассирш магазинов, носивших выручку хозяевам на квартиры…
В Петрограде арестован мещанин Костромин, изобличенный в торговле кокаином. Продавал последний проституткам в кафе по цене от пяти до десяти рублей за порошок…
В Одессе задержан разыскиваемый и лишенный прав Григорий Тертичный по кличке Черт — вор и грабитель, бежавший из тюрьмы, находившийся в арестантских ротах в городе Николаеве. Он же бежал из-под стражи в городе Ростове-на-Дону, убив двух городовых. Был замечен чинами сыскной полиции в Одессе на третьем христианском кладбище. Городовой Жуков, попытавшийся задержать его, успеха не достиг — Черт бросил ему в лицо фуражку и скрылся. Вновь был замечен на Мельничной улице. При задержании отбивался, ложился на землю, прокусил палец городовому…
В Москве чинами сыскной полиции обнаружена фабрика фальшивых марок в доме на Тихвинской улице…
В Москве 29 февраля убит шофер частной таксомоторной фирмы „Амор“. (Контора фирмы в Сытинском переулке.) Таксомотор с телом убитого был обнаружен у Ходынского поля, недалеко от Ваганьковского кладбища. Убитый водитель таксомотора — Турецкий Иван Петрович, сорока лет, из крестьян. Полиция пошла по следу автомобиля, хорошо отпечатавшегося на снегу проезжей части, и остановилась там, где счетчик таксомотора показал ту же сумму, что и на машине погибшего. Поиски привели к преступнику- рецидивисту…»
Из донесений отдельного корпуса жандармов за 1916 год:
«…Выступавший в феврале 1915 года на конференции социалистов стран Антанты русский социал- демократ Литвинов требовал выхода социалистов Вандервельде, Самба и Гэда из правительств Бельгии и Франции, настаивая на полном разрыве социалистов этих стран со своими правительствами и отказе от сотрудничества с ними. Он же потребовал от всех социалистов решительной борьбы против своих законных правительств и призывал осудить голосование депутатов-социалистов за военные кредиты. Выступление поддержки не имело.
Продолжая свою деятельность, социалисты собрали в сентябре 1915 года конференцию в Циммервальде. Левая группа этой конференции, принявшая известную резолюцию, выпустила на немецком языке несколько номеров журнала „Предвестник“, в коих публиковались статьи известного Н. Ленина, он же В.И. Ульянов, направленные против существующего в России порядка. В этом году социалистами планируется созыв новой конференции, местом для проведения которой избрано Швейцарское местечко Кинтале…
Из достоверных источников известно, что находящийся под особым негласным надзором член Академии наук Ковалевский[3] присутствовал на обеде, где были в числе приглашенных французский и английский посланники и глава либеральной партии Милюков. Присутствовал также министр иностранных дел С.Д. Сазонов.
Милюков высказывал мысли о том, что опозорены Церковь и авторитет царя, государь — обманутый муж, а Церковь — место пьяных оргий. На что Ковалевский ответил, что все это кончится революцией.
— Пугачевщиной! — поправил присутствовавший Маклаков…
Для справки его высокопревосходительству Начальнику штаба отдельного жандармского корпуса:
Ковалевский Максим Максимович, 1851 года рождения, социолог, общественный деятель, профессор Московского университета. В 1887 году был выслан из России, вернулся в 1905 году. Основатель Вольной русской школы в Париже, основатель партии демократических реформ, редактор газеты „Страна“. В 1907 году являлся членом Государственного совета. В 1909 году — один из редакторов журнала „Вестник Европы“. С 1914 года член Академии наук…»
Из канцелярии начальника Петроградского охранного отделения:
«В Кронштадте большевиками создан „Главный коллектив кронштадтской организации“, имеющий тесные связи с Петроградским подпольным комитетом большевиков. В Кронштадтском коллективе дело поставлено очень серьезно, конспиративно, и участники — все молчаливые и осторожные люди. Коллектив этот имеет представителей и на берегу…»
Из ставки сообщали:
«Северный, Западный, Юго-Западный и Румынский фронты — перестрелка и действия разведывательных партий.
Кавказский фронт — ничего существенного.
Балтийское море — без перемен…»
В начале 1916 года Поэта перевели в так называемую Судную часть школы. Он пишет много, самозабвенно, выступая как пророк грядущей Революции.
«Ставлю вопрос о теме. О революционной. Думаю над „Облаком в штанах“… Выкрепло сознание близкой революции… В голове разворачивается „Война и мир“, в сердце — „Человек“».
И вскоре товарищи Поэта по службе в Петроградской военно-автомобильной школе слушают в обеденный перерыв строки начатого «Облака в штанах»:
Штабс-капитан Андрей Воронцов, лежа на жесткой, казавшейся очень узкой и неудобной койке военного госпиталя, наслаждался звуками, наконец-то вернувшимися к нему после полной глухоты контузии. Жадно ловил, впитывая всем своим существом, многоликие шумы человеческого военного несчастья — даже надрывно плачущий, с хриплыми сипами в груди кашель соседа по палате подполковника Горюнова казался райской музыкой.
Еще бы, почти два месяца жгучих болей в ноге, плече, груди; беззвучного шевеления губ врачей, ласково-сострадательных глаз сестер, тоже что-то говоривших, и не понять, что именно; душно-багрового забытья от хлороформа при операциях, и вдруг… И вдруг, в одно прекрасное — да, именно прекрасное, несмотря ни на что, ни на погоду, ни на постоянную боль в ноге, — утро обнаружить: наконец опять
